|
ПОВЕСТИ
Странное это чувство —
чувство подчинённости. Никто
из нас не знал и не видел этого обрюзглого майора до сегодняшнего дня,
впрочем,
как и он нас, но вот одно его слово, и мы уже как бы не принадлежим
сами себе,
не можем распоряжаться собой, своим временем, своей жизнью. Конечно,
этому,
подчиняемости, учиться не надо, мы уже как-то изначально знали, что
обрюзгший
майор и другие офицеры и вообще люди в военной форме будут с этого дня
распоряжаться и уже распоряжаются нами. Тяжело это сознавать. И даже
известное,
вроде бы Спинозы, утверждение о свободе как осознанной необходимости
мало
утешает...
Валентин Васильевич Фирсов не
знал, что сегодня, 23 июля 1988
года, умрёт... Да и как он, молодой,
42-летний мужчина, туго, как
мешок мукой, набитый здоровьем, мог думать о смерти в это звенящее
летнее утро,
если судьба в последнее время особенно баловала его, задаривала,
угождала ему...
Моя мать, Анна
Николаевна Клушина, в муках появилась на свет аккурат через год после
октябрьского переворота, в самый разгар революции. Просуществовав на
этом
белом, а вернее — чёрном свете 70
лет, она ушла из жизни в муках весной 1989 года,
аккурат в самый разгар новой
революции. Таким образом, жизни настоящей и подлинной моя мать, Анна
Николаевна
Клушина, в сущности, никогда и ни разу —
ни одного денёчка — не видала...
День начался, конечно, со
скандала. Да, этот роковой для Игоря
летний день начался с
тривиального семейного скандала, как пишут в милицейских корявых
протоколах, — на почве пьянства...
Просматривать газеты начинаю
я всегда с последней
полосы. И сразу — с некрологов. Так уж
привык. Тянет почему-то в первую
очередь узнать — кто из знакомых сыграл в ящик,
дал дуба,
окочурился, отбросил коньки, скопытился, загнулся, протянул ноги, отдал
Богу
душу, опочил, присоединился к большинству и приказал мне долго жить...
Гроссман, Иосиф Давидович,
был старый еврей. Он сам так себя называл с
недавнего времени: «Я, — взялся
говорить-приговаривать, — старый еврей…» И
добавлял что-нибудь вроде:
«Меня за мякину не проведёшь!..» Вот и на этого странного
парня Иосиф Давидович сразу
же обратил внимание, заприметил его. Так, по крайней мере, он потом
своей
Свете-рыбке говорил-утверждал...
Суд как таковой был придуман
и создан ещё в
библейские времена единственно для блага людей. Он должен был
обеспечить любому
и каждому обиженному, утеснённому, ограбленному торжество
справедливости,
защитить его права. Однако ж история, литература и, в первую очередь,
фольклор
свидетельствуют, что суд пользуется в народе, мягко говоря, странной
репутацией...
Чеховская «Скучная история»,
когда прочёл впервые 45
лет назад, конечно, не произвела на меня и сотой доли того впечатления,
каковое
производит сейчас, когда я сравнялся возрастом с главным героем. А
тогда, в 17 лет, меня лишь
поразило, что он,
главный герой, — мой полный тёзка, тоже Николай Степанович. Фамилия его
в
повести не упоминается, вернее, зашифровывается словцом-определением
«такой-то»,
так что и я в этих вот своих записках тоже буду так себя именовать...
Ну, вот и сбылась мечта
идиота: я опубликовался в
толстом престижном журнале. Когда-то, на заре пресловутой туманной
юности, в
Сибири ещё, робко мечтая об этом, я говорил себе: вот напечататься в
толстом
столичном журнале и — умереть!..
|
|
|
Николай
Наседкин
