Глик двадцать четвёртый

И хватит в прямом и полном смысле!

Я не только решительно нажал-утопил кнопку «Power», но и выдернул шнур сетевого фильтра из розетки, обесточил полностью весь компьютерный агрегат, выдохнул убеждённо:

— Всё!

Делалось-свершалось это так пафосно, словно пьяница-алкаш напоказ разбил недопитую бутылку водки и пригрозил завязать навеки и бесповоротно. Баксик с дивана ухмылялся, наблюдая за действом. Вот-вот, кстати, и про эти ухмылочки! Дело в том, что, случайно разбогатев после визита к редактору Кулькину, я разорился на свежий сидишник с пиратским софтом. Всего за сотню рублей я стал обладателем более чем полусотни программ — на тыщу баксов, не меньше. Так вот, на диске оказалась и последняя версия моего любимого (да и не только, думаю, моего!) текстовика — Word’а, в составе Microsoft Office 2000. А в этом двухтысячном Ворде среди помощников-подсказчиков оказалась симпатичная кошечка Мурка. В прежней версии, 97-й, тоже был кот Лоскуток, но — примитивный, какой-то весь угловатый, скучный, малоподвижный. А эта красотка из семейства кошачьих, рыжая, как наш Баксик, совершала преуморительные выкрутасы: то грациозно выгибалась-потягивалась, то точила коготки, то ловила голубую бабочку, в которую превращался её ошейник-бант, то засыпала, свернувшись клубочком, а то вообще переворачивалась вниз головой и висела, словно летучая мышка. При этом Мурка умела мяукать (Баксик как услышал в первый раз — чуть с ума не сошёл), выдвигала и задвигала ящики виртуального сейфа, сохраняя в них мои документы, и, конечно же, каждый раз при своём появлении выдавала очередной полезный совет по работе с Word’ом.

Я всё и так уже знал без её советов, но не отключал эту опцию — нравилось мне, как Мурка при запуске Word’а выскакивает-появляется сбоку на панелях инструментов и подсказывает, к примеру, как вставить таблицу в текст или сменить кегль шрифта. Но вот накануне эта симпатяга с обычной своей лукавой ухмылкой до ушей выпорхнула на экран и посоветовала: «Следует быть осторожнее с ножницами — ими легко пораниться!» Ни фига! Я даже чуть прибалдел. Но, подумал, видно программисты майкрософтовские подшутили от скуки. Однако ж ведь и сегодня, о чём я забыл упомянуть, эта рыжая уморительная тварь снова мне выдала: «Учиться никогда не поздно!» Но и этого мало! Когда я ескейпнул-убрал её дурацкий совет, вдруг изо рта её, совершенно против правил ограничиваться в день одним советом, выскочил-выдулся новый комиксный квадратик с текстом: «Что само ушло, может само и вернуться!» Я не стал ждать продолжения и с помощью правой кнопки мыши удалил-спрятал взбесившееся животное с экрана. А сам подумал: всё, глюки чисто компьютерные пошли! Я слыхивал, что от интенсивного увлечения компом может такое начаться, но, признаться, не особо верил…

Итак, сверху мне подсказывали: пора было встряхнуться-отдохнуть. А способ для этого известен с незапамятных времён. Я достал все остатние кулькины деньги (вернее, конечно, по идее они были — николаевские), пересчитал: сохранилось всего четыреста двадцать. Ну, для начала хватит! Я оделся, вышел на улицу. Несмотря на конец августа жара стояла-колыхалась неимоверная. Днём зашкаливало в тени далеко за 30, да и теперь, уже поздним вечером (на часах — начало 12-го), было липко, душно, томительно. Дверь подъезда выпустила меня прямо на центральную улицу Баранова — Интернациональную. По проезжей части, да и порой по широченным тротуарам носились в обе стороны потоки иномарок, ярко демонстрируя возросшее благосостояние части нашего народа. С разных сторон доносились убойная музыка и хмельной гомон балдеющих молодых барановцев. Я остановился в раздумье, как былинный витязь на распутье. Да и то! Налево пойдёшь (к соседнему подъезду) — в кабак-закусочную «Первый тайм» попадёшь; направо отправишься (к торцу нашего дома) — в бар-забегаловку «Золотая рыбка» упрёшься; прямо через дорогу — сразу три комка-павильона под одним названием «Тролль» роли летних ресторанов играют.

В душных помещениях ещё сильнее потеть желания не обнаружилось, так что я перешёл улицу к «Троллю», взял для начала сто пятьдесят водки, бутылку любимого «Толстяка», чипсы, орешки и устроился на свободном месте за столиком под навесом. В соседках у меня оказались две девахи, примерно мои ровесницы, уже заметно поддатые. Впрочем, я их сначала и не рассматривал. Но они сами вдруг начали ко мне клеиться. Я, конечно — по скромной бутылке местного «Жигулёвского», одной на двоих, — догадался, что мои визави испытывают финансовый кризис. Что ж, делать нечего, тем более водочка уже размягчила несколько фибры скукожившейся души.

— Ну, что? — залихватски, тоном прожжённого ловеласа-блядуна спросил я. — Скучаем, девочки?

Девочки-целочки с готовностью подхихикнули. Я присмотрелся: одна была совершенно неинтересной — грязная пышка с сальными соломенными волосами. Вторая же — в общем-то, ничего, вполне на уровне: рыжая, с зелёными глазами. Правда, одежда на ней, мини-юбчонка джинсовая и белая майка с красной надписью «Hollywood», свежестью и чистотой не блистали. Да ладно — раз пошло такое кино: Голливуд так Голливуд!

— Айн момент, девчата! –– продолжил, заводясь я. — Сейчас всё у нас будет о’кей!

Через минуту я притартал от стойки бутылку «Рябиновой на коньяке» и пару «Толстяков». Подружки мои жутко оживились, принялись что-то болтать без умолку, наполнять пластмассовые стакашки, опрокидывать…

— Стоп, красавицы! –– одёрнул я разбежавшихся шалав, забирая бутылку на свой край. — Пора бы и познакомиться!

Познакомились. Та, что рыженькая, даже привстала церемонно, представляясь: «Жанна». Жанна так Жанна, слава Богу, что не Джулия! Имя второй я то ли не расслышал, то ли тут же мигом позабыл. А с Жанной мигом выпил и на брудершафт — впрочем, пахло от неё табаком…

Ну да что там расписывать — сплошная гадость, вот и всё. Да и вспоминается всё с трудом — ещё бы: намешать в организме, молодом и уставшем, водку, «Рябину» и пиво! Короче, вскоре мы очутились — все втроём — у меня дома, перепугали Баксика до недержания мочи. С собой у нас, конечно, было. Смутно-смутно вспоминаю, как пили мы на кухне всё ту же «Рябиновую» с пивом, закусывали почему-то мороженым, потом я уволок Жанну в комнату, долго, бестолково раздевал и нудно трахал, совершая вялые фрикции, потея вовсе не от страсти, а от удушающей жары. Пьяная Жанна лежала подо мной бревном, мычала, пуская слюну, пыталась время от времени стонать, но у неё это плохо получалось. Пахло от неё всё тем же табаком (разорила меня на пачку «Marlboro») и густым хроническим потом…

Мерзость!

Утром я обнаружил кучу пустых бутылок из-под сладкой настойки и пива, окурки в тарелках на кухонном столе, ошмётки растаявшего мороженого на полу, а в кармане оставалось мятых ассигнаций меньше сотни. Погулял, мать твою!!!

На работе Снежинка демонстративно морщила носик и фыркала — видать, даже хвалёный «Стиморол» не мог перебить-нейтрализовать пары моего сочного перегара, а утренний душ с шампунями и душистым мылом не до конца справился с моим развратным потом.

— Вот, Снежана Витольдовна, — нашёл в себе силы пошутить я, — до чего может опуститься-пасть человек, если к нему безразлично относятся коллеги по работе!

— Вам, Николай Александрыч, что же, всё по-прежнему жены мало? –– усмехнулась язва Снежинка.

— Увы! Увы и ах, Снежана Витольдовна, супружница моя меня бросила. Так что я теперь, можно сказать, вдовец… То есть, тьфу, типун мне на язык! Я хотел сказать — холостяк.

— Что — вы разошлись? –– недоверчиво спросила Снежинка.

— Да! Да!! –– понизил я интимно голос. — И сегодня вечером вас, Снежаночка Витольдовна, ждут в моей холостяцкой берлоге бутылка замороженного шампанского и моё пылкое горячее сердце!..

— Только сердце?

Нет, с этой женщиной разговаривать было невозможно! Я сделал вид, что насупился.

— Не обижайся, Колюнчик! –– сказала Снежана. — Если ты, и правда, стал холостяком — мы, может, к этому разговору ещё вернёмся… А пока, ради Бога, пойди хоть пива выпей или лучше коньяку глоток…

Что ж, почему бы мудрому совету и не последовать? Я выбрался на улицу — благо, подступило обеденное время — и отправился на угол Комсомольской площади, в рюмочную. По дороге я вяло размышлял, как хорошо, как замечательно было бы, если б со Снежинкой всё у нас получилось-наладилось: девчонка она симпатичная, умная, судя по всему, страстная, и уж если полюбит — о чём ещё и мечтать!..

Знал бы я, как уже назавтра возблагодарю Бога за то, что Снежана  не вынесла моего перегара и отклонила приглашение на шампанское! Предвидел бы я, как уже через несколько дней аукнутся-вспомнятся мои шуточки-приколы про холостяцкую жизнь!..

Весь вечер я пропил пиво в забегаловке, потом наспех ополоснулся под душем и завалился спать. И только утром начал замечать нечто странное: в паху зудело, чесалось и свербело. Я глянул — батюшки: там чего-то всё воспалилось и покраснело. Опыта в таких делах у меня совершенно не было. Нимало не медля и не раздумывая, я оделся и галопом поскакал в вендиспансер. Врачиха, уж разумеется, оказалась молодой и симпатичной, но отступать было некуда. Она осмотрела моё хозяйство, тщательно скрывая брезгливость на лице, деловито спросила:

— Насекомых нет?

Я слегка удивился — она же сама только что рассматривала-изучала!

— Да вроде, раз не видно, нет… Мне главное — на СПИД провериться…

Да, да, я ни о чём другом не думал, как только о ВИЧ-инфекции, о которой начитался-наслушался всяких ужасов по самые уши. Мне от страха даже в голову не пришло, что надо было не к врачу переться, а сначала анонимно сдать анализ. Тем более, врачиха-молодка насчёт покраснения кожи успокоила: вероятно — раздражение от тесного белья, плохо прополощенного после стирального порошка… Ну, ещё бы, сразу поверил я: сам стирал, сам и полоскал — как уж сумел! Но вот СПИД… Узнав в лаборатории, что для сдачи анализа надо иметь свой одноразовый шприц, я чуть не поддался малодушию и уж совсем хотел было сбежать и вернуться дня через два анонимно, но вовремя себя одёрнул: у врача я зафиксирован, направление на анализ выписано — теперь хоть с ментами, а разыщут и крови стограммовник так или иначе высосут…

Шприц я побежал купил, анализ сдал, вышел из заразной лечебницы, сел на лавку у подъезда ближайшего дома и скорчился в позе роденовского «Мыслителя». Да и то! Подумать было о чём. Если назавтра объявят, что реакция положительная — тут-то и наступит тот самый пресловутый абзац и амбец… Со СПИДом, парень, долго не живут, да и сами люди жить не хотят… Вот тебе и потрахался, словил кайф!

И-ди-от!!!

На следующий день, как идти за результатами, я, удивляясь сам себе, долго стоял в углу перед иконками, которые понавесила, как это теперь и положено, моя Анна. Твердил я истово одну только молитву не молитву, но просьбу-мольбу:

— Господи, сделай так, чтобы всё было нормально!..

Господь стон мой услышал — анализ был в норме. Я вышел из больницы и, забыв раскрыть зонт, пошёл под дождём в противоположную от издательства сторону. Смешно признаваться — я плакал. Да что там плакал, я — буквально рыдал, прикрывая лицо от редких прохожих сложенным зонтом. Я рыдал от счастья, от ощущения полноты жизни. И только в этот момент понял — в каком страшном, в каком жутком напряжении находился последние сутки. Я глянул вокруг: ага, бессознательные ноги сами привели меня к знакомому кафешнику «Анюта». Я, вне всякого сомнения, вошёл (придётся опять звонить постфактум добрейшему Василию Викторовичу, фиксировать отгул) и, разумеется, на все остатние гроши заказал порцию водки, дабы отметить своё как бы второе рождение или, лучше сказать, — возвращение к жизни. Хватило на сто пятьдесят. Ну, да больше и не надо. Хватит пить-гулять, пора и за дело браться. А то жизнь так коротка и полна таких поганых случайностей. Всё, с завтрашнего дня надо всерьёз браться за английский (в компьютере без него, как без рук), пора и слепой метод набора текстов наконец освоить, неплохо бы и свою страничку в Интернете начать строить-монтировать… Да и с Анной пора начинать жить по-людски: заведём наследника, и всё у нас войдёт в норму — хватит откладывать-то!..

Вот так я сидел за чаркой бодрящей жидкости и рассуждал, строил планы, почёсывая время от времени в паху — мазь, прописанная неопытной врачихой, помогала не шибко…

Ровно через неделю я сидел один в своей квартире и чесал в затылке. Да и было от чего! На левой щеке моей кровавились свежие борозды-царапины, словно взбесившийся Бакс полосонул своей мощной лапой. Но это был не Баксик. На столе передо мной лежал мой паспорт со свежим фиолетовым оттиском: «1 сентября 2000 г. расторгнут брак с Насонкиной Анной Ивановной…»

Напророчил!