Глик двадцать третий

И тут я — как бы протрезвел…

Я оглядел своё убогое жилище, осмотрел себя — голого, потного, корячившегося в липком условно-кожаном кресле, похожего в этих разноцветных проводах-присосках на подопытного кролика. Чего ты добиваешься, парень? Куда ты прыгаешь? Даже Уильям Таккер, который, по замыслу авторов фильма «Ноттинг Хилл», поначалу по всем параметрам и кончика мизинца Анны Скотт не стоит, и тот по сравнению с тобой — колосс. Он высок, он красив, он скромен и обаятелен, он живёт в Лондоне и говорит на одном с Джулией (ну, пусть, Анной!) языке, он проживает, как бы там ни было, в двухэтажном собственном доме и имеет книжный магазин с продавцом-работником… Единственное, может быть, чем я могу сравниться с ним — мозгами. Ну, да мозги — вещество серое, его не сразу в человеке разглядишь-заметишь…

Господи, да что я — вообще шизанулся? Да кто же это будет разглядывать-оценивать мои извилины? Кому и на кой хрен они нужны! Да-а-а, уж конечно, лежит сейчас Джулия у себя в нью-йоркском дуплексе в перламутровой ванне-бассейне, да ещё и — с Бенджамином Брэттом, обхватила его своими бесконечными ногами, обмывает грудь его мощную, плечи, руки и все прочие члены тела ароматной губкой, а сама мечтает-грезит: как бы это ей повстречаться-увидеться с неким Ником Николаеффым из далёкой дикой России да поцеловать его сладко и взасос…

Нет, если серьёзно, парень[1], ну — какие у тебя перспективы? Да никаких! Да ни малейших! А серьёзности добавлять в виртуальные секс-игрища — так, действительно, можно плохо кончить. Угомонись, сказал я себе, надо, чтобы просто кончать. Придумал-нашёл себе игрушку, ну и — играй на здоровье. И моли только Бога (если можно Его о таких вещах молить!), чтобы никто не мешал тебе пробавляться этим виртуальным глюканатом как можно дольше. (Я поморщился невольно при воспоминании, как Анна моя, шелуша креветок и слегка запьянев от крепкого пива, взялась лепетать что-то про дурацкие надоевшие размолвки и про своё нежелание отправляться обратно до осени в Пахотный Угол. Пришлось даже крепкую ссору-драчку срочно провоцировать — до слёз, угроз и махания руками…)

В этот день я истязать себя больше не стал, завалился после душа спать, а на следующий вечер, накачанный до краёв хладнокровием и цинизмом, засел за работу. В инструкции к «TACTIL» подробно объяснялось, как я худо-бедно разобрал с помощью переводчика, что объект-образ для сексуально-виртуальных забав можно создавать и комбинированный. В качестве примера тут же демонстрировалось, как соединяется-монтируется голова Синди Кроуфорд с телом Памелы Андерсон… Отец родимый, это надо было видеть! Гордо-высокомерное лицо царицы Синди, а под — ним силиконовые пузыри кухарки Памелы…

С Кроуфорд я дел иметь не хотел — уже пробовал, знаю. О силиконе Памелы и речи быть не могло. Посмотрел я Наталью Орейро — ничего девочка, гибкая, симпатичная, кожа нежная, но… Нет, всё же чересчур молода, да и хотелось мне для Джулии тело подобрать i>белое. Я не расист, я просто — эстет хренов! Я залез  в подкаталог «Nu» папки «JULIA», куда скачал-сохранил ещё несколько более-менее удачных подделок обнажённой Джулии с инетовских порносайтов. Особенно нравилась мне одна картинка: Джулия стоит вполоборота, с обнажённой грудью (а грудь хороша!), загорелая, с чётким белым следом от лифчика, руки её начинают стягивать-опускать трусики (уже белая полоска тоже видна), губы тронуты улыбкой, глаза смотрят открыто, без всякого смущения (Вот такая я… Да, такая!), ореол богатых рыжих вьющихся волос…

Взял я этот кадр, хотел добавить и то, самое первое, изображение (где она стоит, прислонившись к стене и так беззащитно-трогательно смотрится её маленькая, аккуратная, упругая грудь — с тёмным выпуклым соском, оканчивающимся крупной ягодой-ежевикой), но понял-догадался, что чёрно-белое фото не впишется в цветное виртуальное видео. Тогда я пошёл на самый крайний шаг, на распоследний — я достал из тайника-загашника кассету с жёстким порно, которую отхватил в разгульно-ухарскую минуту и которую так до конца и не прокрутил: первые минут пятнадцать ещё ничего смотрятся, в новинку, а потом, когда спустишь вместе с героями пару раз, чуть угомонишься — одна тошнота, отвратность и убогое однообразие. Но артистки (впрочем, какие они артистки, что это я!), эти мокрощелки, эти оторвы похабные — все как на подбор красотки отменные.

Ну вот никогда не мог этого понять-объяснить: зачем бабе, если ей дана от природы красота и потенциальная власть над мужиками (а значит и над миром!), зачем ей надо вот так позорно, примитивно, унизительно, по дешёвке торговать своей красотой, отдавать её за бесценок, обрекая себя на роль самой последней паршивой суки, не достойной не то что любви и поклонения, — убогой жалости даже… Господи, да ведь каждая красивая женщина — это потенциальная повелительница, госпожа и богиня! И вот эти потенциальные царицы и богини расщепериваются голышом перед объективом, подставляют все входы-выходы своих прекрасных тел всяким туполицым козлам, обсасывают их грязные члены, глотают-слизывают вонючую сперму… Тьфу! Впрочем, надо быть справедливым: мужики в бизнесе, политике, литературе, да и вообще в жизни ведут себя, зачастую, похабнее, бесстыднее и продажнее этих жалких порношлюх…

Итак, я выбрал короткометражку под названием «Лестница в рай» и позаимствовал из неё прямо-таки божественное тело сексапильной героини вместе с её охами, вздохами и стонами. Но это, как говорится, — на всякий случай. Основной материал для предстоящего действа я, конечно, собрал из фильмов Джулии. Я накопал все более-менее откровенные сцены, коих, правда, оказалось не так уж много и откровенность их у создателей «Лестницы в рай» могла вызвать только саркастическую похабную усмешку. Пригодились, разумеется, начальные кадры из «В постели с врагом», когда муж-садист дважды буквально насилует героиню Джулии… Из «Ноттинг Хилла»: Джулия-Анна приходит ночью к Уильяму, раздевается, а уже утром, они, лёжа в постели, рассуждают о колдовской притягательной для мужиков красоте женской груди и, балуясь, как бы разглядывают-изучают грудь Анны… Из ленты «Дело о пеликанах»: чудесный кадр, когда Джулия переодевается в гостинице перед встречей с киллером — белый трогательный лифчик, узкие трусики… Из «Свадьбы моего лучшего друга»: тоже переодевание, тоже трогательная полная обнажённость, несмотря на кружевное — теперь уже чёрное — бельё… Из «Сбежавшей невесты»: сцена из карнавала перед свадьбой — Джулия в костюме нимфы, по пояс обнажённая, в голубом лифчике… Из фильма «Я люблю неприятности»: сцена купания Джулии… Взял, конечно, опять Вивьен из «Красотки» — и когда она в ванне с Гиром, и когда они в постели, добавил ещё чудесную сцену, когда они лежат обнажённые в этой широченной постели лицом друг к другу, укрывшись одеялом лишь до пояса, и Джулия-Вивьен рассказывает Ричарду-Эдварду о своей неудавшейся жизни…

Одним словом, в результате двух недель напряжённого труда материал-то набрался, но более чем скромный во всех смыслах. Однако ж я не отчаивался. Во-первых, я надеялся на своё богатое воображение и, во-вторых, на «Лестницу в рай» и фотомонтаж из Инета. Я хотел на полном серьёзе поваляться в грязи, излечиться от романтических бредней, поглумиться над своими нелепыми фантазиями. Чем хуже — тем лучше! Этот лозунг коммуняк периода пресловутой вонючей перестройки я взял в тот вечер на вооружение. Я даже подмываться под душем не стал. И кота за дверь не выгнал. Уж порно, так порно, стриптиз так стриптиз!

Разумеется, я предчувствовал-предполагал, что вряд ли всё пройдёт гладко, но на деле получился вообще полный абзац…

Мы с Джулией — в огромной комнате со стеклянными стенами, за которыми волнуется и пенится бескрайний океан. Я без слов хватаю её, грубо приподымаю-усаживаю на край стола, задираю подол платья, срываю трусики, оставив чёрные чулки, и начинаю сам, шумно пыхтя, рассупониваться, расстёгивать ремень…

Как вдруг мы уже в необъятной постели, совсем голые, но укрытые по пояс, и Джулия, ласково и благодарно — влюблёно! –– смотря мне в глаза, тихо говорит-рассказывает:

— Первый парень, которого я любила, был полным ничтожеством… Второй был ещё хуже… Моя мать звала меня магнитом для бродяг… Если в радиусе пятидесяти миль оказывался бродяга, меня неудержимо влекло к нему… Так я оказалась здесь — я пошла за бродягой номер три… И вот я здесь — без денег, друзей, без бродяги…

Но не успела она кончить свою грустную исповедь, как вдруг выражение лица её стало странно меняться, в глазах появился похабный блеск, и она, откинув одеяло, навалилась на меня всем телом, моментально соскользнула лицом вниз и впилась жадным ртом в мою жалкую плоть, ещё не успевшую толком возбудиться. Её откляченный зад ходил ходуном в одном ритме с головой, она стонала и ухала не слабже Синди из контрольной сцены и порой звучно причмокивала… Бог мой, да Джулия ли это?! Пышные волосы закрывали всё её лицо, и надо бы дотянуться, убрать их рукой, убедиться, но странная вялость сковала всё тело. Это было точь-в-точь как во сне, в угнетающих кошмарах, которые так порой мучают уставшие мозги в похмельные ночи. И тут она приподняла голову: да, лицо было её, но какое-то незнакомое, чужое, некрасивое, потёртое — лицо распоследней бляди. Но самое отвратное — под этим чужим лицом Джулии висели-колыхались чужие необъятные груди. Эти громадные потные памеловские груди (как они-то сюда попали?!) каждая размером с мотоциклетный шлем, вызвали у меня приступ тошноты…

Я сорвал с себя тактильные присоски, откинулся в изнеможении на спинку кресла и несколько раз глубоко вздохнул, восстанавливая тонус. Не-е-ет, так дело, парень, не пойдёт! Начиналось-то всё романтично и красиво, а превращаться начало чёрт-те во что…

Всё — хватит!