Глик двадцать пятый

Свобода — пьянит.

Признаться, по натуре я — консерватор. И в этом совсем не в отца. Я не люблю резких перемен в жизни, я ненавижу что-либо менять в укладе своего бытия. И вот Судьба против моей воли, окунула меня в такую ситуацию по полной программе. Я, конечно, страшно испугался поначалу. Я даже (вот уж гадство!) пробовал было уговаривать Анну не делать глупостей, успокоиться-угомониться. Куда там! Впрочем, понять её можно. Я и, чуток успокоившись, понял и простил.

А произошло всё катастрофически стремительно. В субботний день, накачавшись разумными мыслями, я с утра сидел за письменным столом и учился вслепую печатать на клавиатуре компа по продвинутой программе Шахиджаняна, затем, после обеда, создал-соорудил основной шаблон-болванку для своего персонального веб-сайта, вечером же чинно побродил по Инету, зашёл, как это делаю в последнее время регулярно, на сайт местного писателя Николая Наседкина — у него есть страшно интересные вещи…[1]

А в воскресенье после обеда прикатила из деревни Анна. Она была поражена, поставлена в тупик, изумлена и, наконец, искренне обрадована моим приёмом-встречей. Нет, стола богатого накрыть я ей не смог, не на что было, но зато вдруг приобнял, поцеловал, слова ласковые, какие вспомнил-наскрёб, выдавать начал… Жена вскоре поддалась, размягчела, начала улыбаться и болтать-щебетать. Мы с ней царский (или, лучше сказать, — свадебный) пир на двоих закатили. Анна даже не особо рассердилась, когда обнаружила, что я её заначку скотчевую, хранимую для брата, разыскал и оприходовал: сама сбегала в комок, принесла бутылку «Барановской казначейши» — есть такая фирменная сладкая настойка в наших палестинах. Надо ли говорить, что постель я стелил споро, словно в первую брачную ночь, а жена в это время резиночки-предохранирочки в серванте откопала — о ребёнке разговор был, но не после «Казначейши» же его строгать-делать. Сполоснулись мы по очереди под душем, кота выгнали из комнаты и…

Идиллия длилась три дня. В среду (нет, правда, среда для меня — это понедельник!) я пришёл с работы, позвонил, Анна открыла, и не успел я толком переступить порог, как тут же получил охренительную оплеуху. Я даже схватиться за обожённую щёку не успел и, тем более, как добрый христианин другую подставить, как получил и по второй — сухая, но увесистая длань Анны моей Иоанновны сама её нашла.

— Что такое?! Ты что, озверела?! –– взревел я.

И лучше бы промолчал. Она завизжала, ногами затопала и буквально вцепилась мне когтями в лицо. Я отшатнулся и, истекая кровью, схватил её страстно в объятия, согнулся-сгорбился, зажал в глухой клинч. Она рванулась раз, другой, но я держал мёртво. Тело её ослабло, она повисла на моих руках и заплакала, выкрикивая сквозь всхлипы:

— Гад!.. Сволочь!.. Блядун чёртов!.. Тварь заразная!.. Скотина!..

Ну, да не весь же реестр-лексикон разгневанного донельзя кандидата филнаук приводить здесь. Дело оказалось простым и похабным: когда у Анны объявилась странная чесотка в самом потаённом месте, она ни на какие стиральные порошки грешить не стала, а сразу разглядела-обнаружила причину — мелких шестилапых тварей, именуемых в народе мандавошками, которые сами по себе не заводятся, а передаются-дарятся только, научно говоря, половым путём. Отпираться было бесполезно. Да мне и не до вранья было: меня от омерзения корёжило — столько дней, оказывается, я носил на себе эту гадость, был ходячим площицедромом!

— Да хватит орать-то! –– заорал я.

— Хватит вопить!! –– завопил я.

— ПЕРЕСТАНЬ ВИЗЖАТЬ!!! –– завизжал я…

Как только чуть удалось успокоить супружницу и уравновеситься самому, мы не дружно, но согласно принялись за дело. Я шустренько запустил комп, нырнул в Интернет, пошарил по библиотекам, нашёл медицинский справочник, затребовал сведения по разделу (тьфу!) «Вши». Самым пристойным средством борьбы с этой мерзостью оказалась обыкновенная борная мазь — да за ней в аптеку бежать надо. Но были и другие, более вонючие методы-способы. В хозяйстве, под ванной, слава Богу, обнаружился бутылёк с керосином и хозяйственное мыло — ингредиенты для убойного антипедикулёзного средства. Через полчаса я сидел голышом на лоджии, благоухал на всю округу керосином, грустно размышляя о превратностях судьбы. Анна проходила керосиновый курс, запершись в ванной. Стоит добавить, что перед этим я, преодолев-зажав брезгливость, отловил одного зверя и разглядел под десятикратной лупой — не дай Бог увидеть эдакое второй раз!

— Господи, — говорил я сам себе, удерживаясь из всех сил, чтобы не прикасаться к причинному месту — мелкоскопические интервенты-кровопийцы, почуяв гибель, спешили напоследок насосаться моей сладкой кровушки, — Господи, да никакая баба, даже самая раскрасавица, не стоит таких мук и переживаний! Не-е-ет, вот избавлюсь от этих шестилапых тварей, и — всё, амба: никаких двуногих тварей в юбках мне не надо! Буду только с Анной до конца жизни сношаться-трахаться… Да, только с ней!

Через час моя Анна Иоанновна, не слушая никаких моих заверений и резонов, собрала сумку и уехала к тётке, бросив мне напоследок, с порога:

— Всё, я подаю на развод!

Я подумал резонно — пускай перебеситься, успокоится, остынет, и всё вернётся на круги своя. Однако ж, через день, в пятницу, она позвонила мне на работу:

— Ты должен немедленно подъехать к администрации Ленинского района, с паспортом.

Меня заело: ну, что ж, шутить так шутить! Заехал домой за ксивой, в районном загсе молча заполнил какие надо анкеты. Я искренне был убеждён, что сейчас дамочка-распорядительница объявит, как положено, что даёт нам месяц (или сколько там) на размышления. Но, к удивлению моему, дамочка лишь поинтересовалась, уплатили ли мы госпошлину 175 рублей (Анна, оказывается, уже заплатила), нет ли у нас споров по имуществу, какую фамилию оставляет себе Анна Ивановна (оказывается — девичью!), и — всё.

Стараясь не уронить тонус, я на улице, когда вышли, попробовал шуткануть:

— Ну, что, Анна Ивановна Скотникова, пойдём в кабак, отметим это грандиозное событие? Я как раз отпускные получил…

— Чтоб ты, гад, подавился своими отпускными! –– с ледяной ненавистью ответила она и добавила на полном серьёзе: — Квартиру ты должен как можно быстрее освободить. Если не хочешь неприятностей…

Я только рот раскрыл: вот мы, оказывается, как? Ну, что ж! Боевик так боевик, триллер так триллер…

Раз пошло такое кино!