Глик шестнадцатый

Мы все живём воображением.

Даже самый последний дебил, любой олигофрен из толпы живёт-обитает в воображаемом им мире. Я сейчас говорю, естественно, не о философии идеализма — пусть Платон и Гегель отдыхают; я говорю за жизнь. Человек воображает, что жрёт колбасу высшего сорта из говядины по 100 рублей за кило, а на самом деле… Ну да что там говорить — только аппетит портить! Впрочем, собачья колбаса или фальшивый кофе по цене настоящих — это мелочь. А ведь многие из нас искренне верят-воображают, к примеру, что человек рождён для счастья, как, видите ли, птица для полёта; или, того чище, мол, человек человеку — друг, товарищ и (вот уж умора!) брат… Да что там говорить! Есть ведь немало ещё гомо, казалось бы, сапиенсов, которые искренне думают-воображают, будто у них, и вправду, есть родные и близкие — родители-дети, братья-сёстры, мужья-жёны, дяди-тёти и далее по реестру… Ну и, разумеется-конечно, особенно смешны наивные мечтатели-идеалисты, воображающие, что нашли свою пресловутую половину, что они любят и любимы, что их совместные убогие кувыркания в постели, походы в гости к родственникам по выходным и вечерние сидения у телеящика — это и есть любовь…

Куда это я?..

Одним словом, я хочу сказать-признаться, что отдыхал я не долго. Аккурат на 6-е марта нынешнего года (такие мистические совпадения-переклички дат и событий всегда многозначительны и возбуждают невероятно!), ровнёхонько на двухгодичный юбилей нашего знакомства с Джулией, я получил-выудил одну за другой две информации, которые меня ошеломили, изумили, потрясли и прямо-таки заставили, наконец, перейти от мальчишеских мечтаний к действию. И вот, опять же, как и в случае с первым просмотром «Красотки», как с «Полем чудес» и его халявным компьютером — словно кто подтолкнул меня под локоток: ведь терпеть не могу этот вонючий «Московский комсомолец», а тут в киоске «Роспечати», как специально, ни «Комсомолки» не случилось, ни «ВК» («Вечернего клуба»), ни местного «Города на Студенце», ни другой более менее нормальной газеты, а я как раз собрался пивка не торопясь попить в пивбаре (дома тоска и Анна Иоанновна вконец уже загрызли), и попить по привычке да экономии ради не под креветки или рыбку, а — под прессу. Пришлось-таки взять другой «ВК» («Вонючий комсомолец») и «Барановское время».

В центральной газетёнке, впрочем, половину объёма занимал тоже региональный местный выпуск. Там некая Ольга Злючкина-Вреднючкина (за один псевдоним девку эту, журналистку хренову, возглавлявшую местный корпункт, мало выпороть и отпороть!) сделала обзор-подборку главных событий Баранова за неделю. Таковых случилось пять: 1) пьяный бомж украл из частного гаража мешок картошки, 2) нетрезвый бомж ограбил пивной комок, 3) больной бомж укусил старушку, 4) распоясавшийся в полном смысле слова бомж устроил стриптиз средь бела дня у памятника Ленину, 5) городские бомжи намерены создать новую партию под названием — Партия без недвижимости…

Тьфу, я и не знал, что «МК» — превратился в газету только про бомжей и для бомжей. Видимо, он как раз и собирался стать печатным органом этой новой политической силы, по численности, поди, превосходящей партию богатеев и жуликов — Союз правых сил.

«Барановское время» при перелистывании оказалось ещё паршивее: у этой газетёнки даже и на уровне оформления профессионализмом не пахло. А ещё реклама по областному радио каждый день долдонит, якобы, в «Барановском времени» работают лучшие журналисты! Эти долбанные «лучшие журналисты» во главе со своей грёбаной «лучшей редакторшей» даже знать не знают то, чему учат, вероятно, ещё на первом курсе журфака: инвертированный текст (белый шрифт на чёрном фоне) утомляет зрение в девять с половиной раз сильнее, так что люди с ослабленным зрением (а таких у нас — 93 процента!) инстинктивно его избегают. А в этом дурацком «Барановском времени» от сплошных чёрных страниц в глазах темнеет…

Ну да чёрт с ними! Я же не о том, я о том, что сначала в «МК» обнаружилась среди шелухи бесценная для меня заметка, крохотная такая заметулечка. Я её сначала пробежал наискосок глазами и чуть было не пропустил мимо сознания, но меня слова «виртуальную» и «компьютерного» зацепили, заставили напрячь внимание. И — слава Богу!

Современные информационные технологии позволили создавать так называемую виртуальную (мнимую) реальность: человек, надев специальный аудиовизуальный шлем, как бы наяву оказывается внутри «компьютерного пространства». Всё это внесло немалую сумятицу в умы философов: самые фантастические иллюзорные миры обретают теперь материальные свойства, так как способны не только отображаться нашими органами чувств, но и существовать независимо от них. Западные фирмы уже вовсю продают аппаратуру для «виртуального секса». Компьютерная программа и костюм с генитальными и прочими датчиками, имитирующими тактильные ощущения, позволяют пережить любовное приключение с любой кинозвездой (ещё живой или умершей) на выбор.

Легко представить, какие мысли заклубились в голове моей, как воображение загалопировало-заметалось в тесных оковах реалистического мышления. Я выхлебал крупными глотками тёплое пиво, попросил двух парней, сидевших со мной за столом, посторожить место, сбегал к стойке, быстренько купил ещё две кружки — надо было не торопясь и всерьёз пофантазировать. И тут (вот уж Божий промысел!) я решил из уже просмотренного черномазого «БВ» вырвать страницу, чтобы промокнуть плеснувшееся на столешницу пиво, и в глаза мне бросился крупный белый заголовок на чёрном фоне — «Виртуальный мир — красиво, но страшно». Забыв мгновенно про пивную лужу под локтями, про само пиво и про чрезмерное утомление от вывороченного шрифта, я бросился читать-разбирать эту заметочку, перепечатанную (ах как своевременно!) в местном «Времени» из, скорее всего, Интернета:

Поляка Ришарда Велновского вряд ли можно именовать звездой — в лицо или по имени рядовые кинозрители его не знают. Но именно Ришард Велновский является основоположником компьютерной графики, и для тех, кому это недостаточно, он лауреат премии «Эмми», ценящейся среди профессионалов весьма высоко.

Так вот, разработана  новая технология, и Ришард Велновский не последний среди разработчиков, которая позволит с помощью компьютера конструировать движения актёра, если есть хотя бы четыреста метров плёнки реального движения. Через Интернет возможность «снимать» в своём фильме практически любого актёра, оживлённого таким образом, получит также практически любой желающий. При этом любой желающий, вне зависимости от таланта, получит возможность «работать» даже с погасшими звёздами. Пугающе. Ведь актёр — это не только тело и лицо, это и неповторимая, у каждого своя, психофизика, темперамент, понимание роли, режиссёрского замысла и степени своего участия в исполнении этого замысла…

Вот это да! Я так возбудился от этих заметок, таким странным, таким чудесным и непонятным образом попавшихся мне одновременно и именно 6-го марта на глаза, что даже пожалел о вырвавшемся из-под сознания раздражении в адрес «грёбаной редакторши». Господи, да встреть я её в тот миг наяву, я бы расцеловал эту редакторшу-командиршу «Барановского времени», госпожу (я глянул-уточнил в низ последней полосы) Волосову, несмотря на то, что она довольно страшненькая  — этакая атомная война в миниатюре. Да что там! Я бы даже и Злючкину-Вреднючкину в сей момент за компанию расцеловал, а то, глядишь, и трахнул в благодарность за чудесную заметку, хотя уж эта дамочка и вовсе — конь в юбке[1].

Я, само собой, давно уже видел фильм «Газонокосильщик» по Стивену Кингу (правда, к Кингу там много чего добавлено-нафантазировано, и в нашем прокате он назывался дебильно — «Косильщик лужаек»), так что идея возможности унырнуть в виртуальный мир с помощью специального аудиовизуального шлема и компьютера была мне знакома. Позже, как уже упоминал, смотрел я по телеку и «Разрушитель», где играет счастливчик Бенджамин Брэтт и по ходу сюжета с помощью подобного шлема занимается любовью с соперницей своей невесты Сандрой Баллок. Но — так уж устроен мозг человеческий! — смысл идеи мне нравился, однако ж, раз фильмы фантастические, то и воспринималась она как фантастическая, придуманная, нереальная. А тут — в газетах, на полном серьёзе, как достоверный факт!..

С того дня я бросился изо всех сил искать две вещи: в Интернете — компьютерную программу, которой даже название не знал; в реально-земном мире — или костюм астронавта-космонавта (что было смешно), или водолазное снаряжение (что тоже было утопично), или, на худой конец, — шлем рокерско-байкерский. Главное, как я понимал, надо было мозг поплотнее-надёжнее изолировать от внешнего мира и окутать-пронизать излучением, а уж костюм «с генитальными и прочими датчиками» изобрести из подручных материалов всегда можно. С программой, конечно, ничего не получалось. Незнание инглиша здорово тормозило дело. Я задействовал самые мощные интернет-поисковики вроде Yahoo и Alta Vista, призывал на помощь и спецпоисковые серверы вроде SoftSearch FTPSearch, вводил в графу запроса в сочетании с указанием «software» или «program» и слово «love», и «sex», и «nude», и «playboy», и даже «porno» — бесполезно, проклятые интернет-сыщики не могли найти программу с похожим названием. Но я с упорством маньяка продолжал обшаривать ячейки Всемирной паутины — искать, искать и искать…

И попутно продолжал копить-накапливать, если можно так выразиться, присутствие Джулии в моём доме. Я, как в своё время и говорил-обещал супружнице, разделил-таки хард своего компа надвое, но вторую половину отдал, конечно, не половине, а — Джулии. Таким образом, Джул, не подозревая об этом, стала владелицей не только дома в Лос-Анджелесе, квартиры в Нью-Йорке и всего-то пятидесяти акров земли в Нью-Мексико, но и двух необъятных мегабайтов пространства в моём виртуальном мире.

Здесь у меня были сооружены для неё отдельные комнаты-папки: в одной хранились текстовые файлы, в другой — графические, в третьей — музыкальные. Эти виртуальные комнаты, в свою очередь, были тесно уставлены шкафами-подкаталогами с простецкими названиями. К примеру, в первой — «Биографии», «Интервью», «Рецензии», «Сплетни», «Новости»; во второй — «Постеры», «Обложки», «Кадры», «Портреты», «Ню»… Да, да, сделал я отдельную такую папочку, хотя файлов в ней хранилось — по пальцам левой ельцинской руки пересчитать можно: ровно три. Сначала, правда, второпях и от жадности я напихал туда, помимо уже имевшихся двух картинок, ещё штук шесть-восемь, где Джулия красовалась с обнажённой грудью, но все они были выловлены на хохмаческих серверах фоменковского типа (в Рунете, как известно, куда мышкой ни кликни, везде неугомонный Коля Фоменко со своими хохмами-приколами выскакивает!) и были так откровенно халтурны, что настроения не поднимали. И — не только настроения… Короче, однажды, под плохое настроение, я их все удалил-стёр, сохранив пока, кроме самых первых двух, лишь ещё одну, которую назвал — «Ковбоечка»: Джулия в ковбойском красочном костюме, кожаная короткая куртка распахнута, обнажая великолепную грудь, на лице ослепительная улыбка. Джул всем своим видом как бы говорила: «Да, вот я какая! Любуйся на здоровье!..» И я, действительно, не уставал любоваться этим снимком, знать ничего не желая о степени его достоверности.

Я намеревался даже, сгоряча, вывесить этот портрет на рабочий стол-экран компа, на фоне облаков Windows’a, но, чуть остыв, от затеи этой отказался: нечего всем и каждому видеть-персизреть мою Джул в таком интимном виде. Под «всеми и каждым» имелась в виду, в первую и главную очередь, разумеется, Анна Иоанновна. А она всё чаще и настойчивее ворчала по поводу совершенно непонятного ей вторжения Джулии Робертс в мою жизнь и в нашу квартиру. Да и то! На полках книжных стеллажей над письменным столом теснятся карманные календарики и вырезанные из журналов картинки-кадры с Джулией, чуть ниже, на стене, сбоку от компьютера, красуется тот чудесный портрет из «Marie Claire», что я отхватил в Москве, причём — рядом с таким же, из журнала, портретом Достоевского работы художника Перова. В компе тоже, как ни засветится экран, первым делом появляется Джулия, ибо я совместил-таки один из её ликов с виндовскими облаками, а уж о том, что я порой часами мог, запустив смотрилку-вьювер ACDSee, проигрывать все фотофайлы сначала из папки «Постеры», потом «Обложки» и так далее в режиме слайд-шоу — и упоминать, думаю, лишне. Но ведь и этого мало — в серванте я сдвинул на одной из стеклянных полок дурацкие сервизы кофейно-чайные (подарки свадебные) и выставил на почётное место видеокассеты с Джулией, а сам видак, который я, без дураков, намеревался вернуть хозяевам-соседям, да всё как-то не получалось, я взгромоздил на «Горизонт» рядом с принтером, окончательно изгнав оттуда связанную Анной салфеточку с массивной хрустальной вазой на ней…

Вумен моя ворчала-скрипела, но я старался особо уж не огрызаться, наоборот, смиренно поддакивал: да, мол, глупостями занимаюсь, от скуки, блажь просто-напросто накатила, ребячество, пустяки, внимания обращать не стоит, со временем пройдёт… Но, в одну прикольную минуту, мне пришла в голову совершенно идиотская идея, однако ж, как ни странно, Анна клюнула-поддалась. А придумал я, будто узнал-услышал о заочной аспирантуре во ВГИКе, на киноведческом факультете, будто бы на конкурс надо представить реферат диссертации, якобы поощряется тематика, связанная именно с Голливудом (а с чем же ещё!), и, дескать, если я прорвусь в аспирантуру, сделаю-слеплю диссертацию на тему «Джулия Робертс как феномен голливудского успеха», стану кандидатом киношных наук и спецом по американским блокбастерам — жизнь нам малиново-сиропная обеспечена…

Поверила! Да и как иначе: во-первых, ну невозможно же окончательно и полностью смириться с мыслью, что 25-летний женатый мужик всерьёз втюрился в американскую кинозвезду, а, во-вторых, очень уж хочется иметь мужа не младшего редактора, а — кандидата хоть каких-нибудь наук. Атмосфера в доме на какое-то время стабилизировалась. Анна Иоанновна, когда я уныривал в компьютер, ходила за моей спиной молча, поправляла лапшу на своих ушах, я же периодически добавлял этой самой лапши-вермишели, дабы фантазия моя со временем не тускнела.

А тут мне к тому же понадобилось её, Анны, содействие. Я вспомнил, что её милый братец, Вован, ещё учась в школе, рассекал по колдобинам своего Пахотного Угла на «Яве». Правда, вполне могло оказаться, что в деревне у них дозволялось и без шлемов на мотоциклах ездить, а я никак не мог вспомнить, видел я или нет на его башке яйцеголовой столь позарез необходимую мне вещь, но — попытка не пытка.

— Аня, — как можно простодушнее сказал я (была пятница, вечер, мы сидели перед ящиком с боевиком-триллером), — Аня, ты что-то совсем перестала навещать родителей…

Анна онемела, выкатила, можно не сомневаться, глаза.

— Нет, правда, — фальшивость из тона я никак не мог убрать,  не дал Бог актёрского таланта, но обернулся, глянул на неё проникновенно, наддал жару в голос, — съезди в этот выходной, навести…

— Ты что, таблеток наглотался? — сощурилась она, перестав вязать.

— Ну, ладно, ладно!.. Мне для дела надо… Там у них где-то в сарае или на чердаке шлем мотоциклетный валяться должен, Вовкин, — ты мне его привези, мне он до зарезу нужен, во как!

— Тебе нужен, шлем — Вовкин, а я при чём? Сам съезди или его попроси. Тем более, может, он ему самому ещё нужен…

— Да не нужен твоему братану этот вонючий шлем! — начал злиться я. — Он мне нужен, мне! И я с какой стати поеду, если родители — твои и тебе их навестить нужно?!

— Ишь какой заботливый…

И тэдэ, и тэпэ, и пр.

Разговор, само собой, затянулся, принял нудный характер, но, в конце концов, одолел, разумеется, я, и Анна притартала таки мне ярко-красный мотогермошлем с прозрачным забралом из плексы, который мне необходим был для некоей «визуально-голлографической компьютерной программы». Кстати, эта, последняя, макаронина вполне походила на настоящую. Вот только как и где можно найти, наконец, эту «визуально-голлографическую» — вот в чём проблема.

И вдруг она, проблема эта, разрешилась сама собой, и даже шлем дурацкий мне не понадобился — зря только Анну упрашивал. И всего-то надо было — заглянуть в «Интим».

Так просто!..