Глик десятый

И, хвала, опять же, Господу Всемогущему, — наутро была пятница.

Я дождался, скрючившись со своим «животом» на раскладушке, пока Анна, уже охрипшая от ругани, уйдёт в университет, позвонил Василию Викторовичу и, тоже сделав зачем-то голос охрипшим, грустно поставил его в известность, что по неотложным семейным обстоятельствам беру срочно, с его разрешения разумеется, отпуск-отгул за свой счёт на три дня. В принципе, я не врал: мы с Анной действительно давно уже решили, что я возьму-выпрошу такой отгул, но планировался он всего на два дня и — с понедельника. Что ж, разве виноват я, что обстоятельства срочные раньше подпёрли?..

В каких словах начальство разрешало мне не присутствовать на рабочем месте я толком не слушал, только поблагодарил, когда по тону понял, что разговор закончился, и положил трубку. Чувствовал я себя примерно так, как мужик из фильма «Зелёная миля», которого посадили на электрический стул, забыв смочить темя под контактом, и врубили ток. Меня трясло и корёжило, мутило и выворачивало, выгибало и корчило, скручивало и выжимало. Чёрт, ведь уже не раз самолично убеждался — водку с пивом спаривать-соединять ни в коем случае нельзя! Притом, даже и желания не возникало попробовать найти спиртное на опохмелку — от одной мысли икота начиналась.

Но придти-вернуться в себя как-то надо было. Я вздохнул непритворно тяжело и полез за своим НЗ: к задней стенке компа скотчем была прикреплена ампула из армейской аптечки с тареном — оставалось пять таблеток. Я ещё вчера подумал: чем в «Славянке» ошиваться, лучше пойти и ампулой-упаковкой тарена затовариться — и кайф покруче, да и полтинник сэкономил бы. Однако ж, известно: благими намерениями вымощена дорога в ад. Хотя, стоп: вру! Как раз в кайф, что не соблазнился накануне этой мыслью — знал: от выпивки отказаться можно, от наркоты, когда затянет, — чёрта с два. С тарена да с травки только начинается, а там — вниз и по скользящей без остановки! Но, понятно, такие разумные размышлизмы хороши на светлую голову. Я выколупал ампулу из тайника (пентюх мой стоит сбоку стола письменного, на коробке из-под принтера, приткнутый почти к стене — Анне туда и не сунуться), достал одну противоядную в полном смысле пилюлю, заглотил, запил водичкой и прилёг на пять минут, ожидая кайфа.

Кайф пришёл.

И вот мы вместе с господином Кайфом начали решать проблему — как и на чём посмотреть видео. У соседа слева видаком и не пахло: инвалид-нищета, прозябающий на смешную пенсию. У соседей справа, в 92-й, видак был, но всё равно, что его не было — скоты! Торгаши-бизнесмены вонючие! Они отхапали-своровали перегородкой половину общего коридора (в нашем доме экспериментальном система коридорная, по шесть квартир в секции), и мы, ближайшие соседи, уже третий год находились с ними в состоянии судебно-тяжбовой войны. Без особой надежды сунулся я в 94-ю: тётя Галя — пенсионерка, мужик её, дядя Женя, — строитель-работяга простой, баба Лена, старушка древняя, на иждивении…

Однако ж, оказалось, не зря совсем пропащий забулдыжник дядя Женя (сколько раз поперёк общего коридора, благоухая перегаром, ночевал!) вот уже пять лет, как напрочь и полностью завязал — в хозяйстве у них имелось целых три телеящика: наш расейский «Рубин», два забугорных и в довесок южно-корейский видеомагнитофон «Daewoo». Выдали мне его на три дня без разговоров. Я подсоединил-спарил «Дэушник» с нашим «Горизонтом», настроил более-менее, переборол страстное желание заглотнуть-словить ещё один глюк от армейского «колеса», заварил кофе побольше и покрепче, сел в кресло напротив телевизора и…

Нет, всё же какая-никакая сила воли у меня есть-имеется: начал я не с «Ноттинг Хилла», а — по порядку, с «Мистической пиццы». На обложке-постере в графе «Ограничение по возрасту» значилось: «Не рекомендуется лицам до 18 лет». Такие надписи-предупреждения всегда волнуют кровь, щекочут воображение. Тем более, что на корешке кассетной обложки-чехла портрет Джулии (вернее, её героини Дэйзи) нескромную фантазию будил здорово: совершенно открыты плечи, почти полностью грудь, видны-заметны следы купальника на фоне загара и — никакого намёка на одежду. Вот-вот, кажется, ещё чуть опустить нижний край рамочки и… Уж не позволила ли Джулия по молодости и неопытности на съёмках этой картины нескромному оку кинообъектива узреть-заснять чего-нибудь лишнего?..

Однако ж, и надпись-ограничение, и завлекательное фото, намекающие на фривольность, оказались всего лишь подлым рекламным трюком. Фильм как фильм — этакая «Москва слезам не верит» по-американски. И свою Джулию я еле-еле узнавал: обычная смазливая девчонка, вполне нормальная артистка, каких сотни. Короче, если бы не было потом «Красотки» и всего последующего, эту «Мистическую пиццу» хрен бы кто смотрел сейчас и на видеокассетах выпускал-тиражировал.

Но, разумеется, это я так брюзжу, для блезиру, от лёгкого, может быть, разочарования из-за гнусных рекламщиков. Я, конечно, жадно всматривался в каждый кадр, когда появлялась на экране Дэйзи-Джулия, порой останавливал просмотр, возвращался назад, крутил тот или иной эпизод по второму и третьему разу. Ей было всего двадцать, когда шли съёмки, и это мне страшно нравилось. (Признаться, я чувствую некий дискомфорт при мысли, что сейчас, в жизни, она старше меня на целых восемь лет!) И здесь, в «Пицце», она ещё была до первой нашей встречи, она была ещё не моя. И это тоже очень важно. Человек для нас начинает существовать с момента первой нашей встречи. И так хочется увидеть-узнать, каким он был до… Помню, с какой жадностью рассматривал-изучал я совсем ещё детскую, подростковую фотографию Джулии, разысканную в Интернете…

Впрочем, это ведь не только с Джулией так: альбомы, оставшиеся от отца, снимки, где он ещё школьник, студент, молодой папа — я проглядел чуть не до дыр. Да, странное чувство брезжит-теплится в душе, когда видишь близких родных людей ещё чужими, ещё такими, какими были они раньше, до поселения в твоём сердце…

Выпив кофе, я зарядил «Стальные магнолии». Смотреть я начал с предубеждением. Горько было осознавать-воспринимать, что вот этот гнусный бездарный тип с рожей дебила по имени Дилан Макдермотт, который не глянулся мне ещё в Паутине, абсолютно не пришёлся по сердцу на обложке-постере кассеты и уж совсем, крайне, до предела, до приступа злобы не понравился с первого же своего появления на экране — что этот мерзкий заурядный тип не только в фильме как Джексон обжимал Джулию, но и в реальной жизни, как Дилан, считался даже женихом её. Тьфу!

И Джулия опять — всего только милая девушка с пышными русыми волосами и, казалось бы, не особо выдающаяся актриса — нет ещё взгляда Джулии Робертс, нет её мимики, жестов, почти нет её флюидов, её ауры…

И вдруг началась сцена приступа удушья Шелби, её героини. Я-то смотрел эти кадры уже после «Красотки» и «Коматозников», а что же испытали в своё время зрители, присутствовавшие на премьере «Стальных магнолий» в 89-м, когда мало кому известная какая-то Джулия Робертс так сыграла?! Воистину, актриса, которая не боится ради достоверности момента и правды жизни превратиться перед кинокамерой в дурнушку — великая актриса.

Я остановил кассету, шуганул Баксика с колен и разыскал в Интернет-распечатках отзывы об этом фильме. Господи, оказывается прототипом Шелби была родная сестра сценариста Роберта Харлинга, и он сам был поражён-ошеломлён воплощением этого образа на экране. По его словам, в этой сцене удушья Джулия Робертс «была так близка к смерти, как только возможно для ещё живого человека». Более того, на съёмках фильма присутствовала, оказывается, мать Харлинга, и вот, когда снимали сцену смерти Шелби, сын-сценарист хотел, не дождавшись окончания съёмок, увести мать, но та наотрез отказалась покинуть съёмочную площадку до тех пор, пока лично не удостоверится, что артистка встанет, очнётся, вынырнет, в отличие от дочери, из комы. И участники съёмок свидетельствуют: Джулия настолько вживалась в роль, что после каждого дубля её приходилось откачивать, возвращать к жизни — она, и правда, не умела, не умеет различать кино и действительность…

Я опять запустил видак, и уже ничто не могло затенить-притушевать моё впечатление от картины и игры Джулии — ни тупая самодовольная физия жениха Джексона; ни ужасная сцена, когда Шелби обкарнывают в парикмахерской под мальчишку, под фею-светлячка из «Капитана Крюка»; ни маразматический чисто американский юмор, когда, к примеру, в сцене свадьбы Шелби подружка-свидетельница ей, невесте, говорит, мол-дескать, из всех в округе, с кем она, подружка эта, сношалась, у Джексона — «самый большой», или когда братья Шелби украшают её свадебный автомобиль надутыми презервативами… И, конечно, потрясла до глубины души сцена на кладбище, уже без Шелби-Джулии, возле её могилы: с матерью от горя начинается истерика, и вдруг подругам удаётся её рассмешить, заставить смеяться — сначала через силу, сквозь слёзы, а затем и искренне, от души — навзрыд… Поразительная по драматургическому мастерству сцена! И был ещё до этого замечательный момент-кадр, когда появилась на экране всего на несколько мгновений совершенно доподлинная, i>зрелая, Джулия — в красном платье, с рыжинкой в распущенных по плечам роскошных волосах, засмеявшая своим, горловым неподражаемым смехом…

«Красотку» я пока пропустил, не стал пересматривать и поставил фильм со странным двусмысленным названием «В постели с врагом». Да что название! На обложке портрет Джулии, кадр из фильма, подан опять с толстым намёком на её обнажённость: она в ванне, на лице страх, глаза расширены, она испуганно прислушивается к чему-то и вот-вот выпрямится, вскочит… Ещё раз, разумеется, пробежал взглядом по шелухе рекламных слов с постера:

Джулия Робертс в главной роли в захватывающем любовном триллере… Нежная красавица Лаура, доведённая до отчаяния ревностью и агрессивностью обожающего её мужа Мартина и не знающая как выпутаться из сетей брака, который стал для неё пыткой и тюрьмой, задумывает рискованную интригу… Губительные желания, опасные связи, рискованные страсти…

«Любовный триллер» — сильно сказано! И, в общем-то, дух у меня захватило с первых же сцен-кадров. Мама миа! Первую «постельную» сцену я просмотрел-прокрутил раз шесть — не меньше. Да какая, к чёрту, постельная! Всё начинается на столе: он, этот гнусный Мартин, подсаживает Джулию (тьфу, Лауру, конечно!) на обеденный стол, стаскивает с неё чёрные трусики, раздвигает ей ноги, подтягивает по скользкой столешнице к себе, рассупонивается сам и входит в неё… Но и этого ему мало! Подхватив её на руки, он, как в самой разнузданной порнушке, таскает её на руках, а она, бесстыдно обхватив его ногами в спущенных чёрных чулках, изгибается в приливах страсти, стремиться слиться с ним до конца, а затем он притискивает её к стене и продолжает, стоя, ритмично и кряхтя от натуги, агрессивно входить и входить в неё толчками, и она стонет-пристанывает — то ли от боли и унижения, то ли от наслаждения и счастья…

Господи, а я-то в «Мистической пицце» от милой и действительно постельной сцены в припадке ревности вертелся как уж и кукожился: это когда Джулия в полумраке загородного дома Чарли незаметно исчезает, оставив его у камина, парень потом по разбросанным ею вдоль лестницы вешкам (сначала туфелька, потом кофточка, затем юбка, а там и лифчик…) находит её в спальне, но всё самое скоромное происходит за кадром, и вот наша парочка уже лежит, скромно укрывшись одеялом, и ведёт приличную беседу… Да я этого скромнягу Чарли просто полюбил теперь, ей-Богу!

Но вторая порносцена с Мартином чуть примирила меня с поведением Джулии в первой: теперь недвусмысленно это была сцена не страстной чувственной любви, а — насилия с его стороны, и отвращения с её. Тем более, что уже был невозможно безобразный эпизод, когда гад этот, этот подонок и дегенерат избил Джулию… Нет, право, я понимаю, что это кино, это понарошку, это имитация-игра, но всё равно — ударить Джулию по лицу?! Мне кажется, да я просто уверен, что бы там ни говорили про мою Джулию, что-де она с каждым партнёром по съёмкам имела сексуальное приключение, но с этим Мартином, то есть — Патриком Берджином в реальной жизни, ничего у неё не было и быть не могло. Вот только жаль-обидно, до чего достоверно, жизненно сыграла она страсть, чувственность, оргазм в первой постельной сцене… И когда в финале Джулия разряжает пистолет в ненавистную рожу Мартина, уже я, сидя перед экраном ящика, чуть было не словил оргазм от счастья и удовлетворённости: так ему, садисту грёбаному, который и мизинца Джулии не стоит, так ему, козлу вонючему, и надо!..

Между тем — я глянул — стрелки на часах показывали начало пятого, глаза вылезали из орбит, а Баксик уже орал за дверью благим матом (и когда это я выставил-шуганул его из комнаты?), требуя пищи. Чёрт, уже Анна вот-вот придёт-притащится! Делать нечего, я вырубил видак, спрятал все кассеты в свой дипломат с кодовым замком, и отправился на кухню. Надо было не только кота накормить-насытить, не только самому, наконец, чего-нибудь укусить-жевануть, но и состряпать какой-нибудь вкусненький ужин — ублажить благоверную. Я понимал — я виноват. Чего ж тут ерепениться и лезть в бутылку? В моих интересах было изо всех сил заглаживать свою вину, умасливать мою Анну Иоанновну, снимать напряжение в доме, утишивать бурю. В понедельник предстояла защита, и я отлично понимал, какое это нервомотательное и грандиозное событие в жизни Анны — не совсем же я басурман!

И вот только представить себе: у меня в кейсе под надёжным замком лежат кассеты с Джулией Робертс, из которых четыре я ещё и краем глаза не глядел, а я весь вечер пятницы и два выходных дня крутил-скручивал себя изо всех сил, даже и не упоминал про видео, дабы не раздражать жену, готовил ей и себе обеды-ужины, заваривал кофе, набирал и распечатывал последние необходимые тексты для защиты — всякие тезисы и цитаты… То и дело я поглядывал на переносной сейф со своими видеобогатствами и незаметно тяжко вздыхал. И сам себя пытался успокоить: ладно-ладно, дольше ждёшь — слаще будет!

Я дожидался с нетерпением вторника. Я, переполненный любовью (да, любовью!), ждал свидания с Джулией…

Моей Джулией!