Глик сороковой

Взять-то взял, да весь измаялся!

Никакую машину, разумеется, я покупать не собирался и намеревался заныкать дармовые баксы поглубже, внутрь компа — на всякий пожарный. Однако ж, понятно, не мог я теперь Джулию угощать-потчевать растворимым кофе без названия и бульоном из гастритных кубиков «Gallina Blanca» — пришлось сотню распечатать…

В моей натуре дурацкого хватает — больше, чем достаточно. И одна из самых идиотских составляющих моего характера — исповедание «авось». Ну не люблю я принимать кардинальных решений, что-либо менять и перестраивать в текущей жизни! Да и, казалось бы, о чём ещё мечтать: живу один в квартире, с голоду не помираю, почти каждый вечер гостит у меня женщина, о которой другому и мечтать страшно… Но, как говаривал когда-то сентиментальный Карамзин: «Если бы человеку, самому благополучному, вдруг открылось будущее, то замерло бы сердце его от ужаса и язык его онемел бы в самую ту минуту, в которую он думал назвать себя счастливейшим из смертных!..» Действительно, я всё время забываю одну простую вещь: ты можешь плыть по течению и даже ластами не шевелить, но у каждой крупной реки (а уж жизнь ли не крупная река!) есть-имеются водовороты, ямы, перекаты, пороги, а то и водопады.

Первый бакен (уж продолжу аналогию) появился-выскочил, как всегда, неожиданно — предупреждающим звоночком. Звонок был в дверь. В этот субботний день, слякотный, несмотря на начавшийся декабрь, я не собирался никуда выходить и в гости никого не ждал — с Джул мы договорились увидеться только завтра. Меня только что всласть отодрал Бакс. Это у нас, извращенцев, традиция: после обеда я усаживаюсь с кружкой чая в кресло, накрываю колени старым толстым свитером, и мой кот-кастратик дерёт этот свитер, а, вернее сказать, меня когтями в хвост и гриву, явно получая при этом сексуальное удовольствие, эдакий суррогатный оргазм. Да, да, он явно, бедолага, приплывал и потом, соскочив на ковёр, с удовлетворением облизывал своё котиное хозяйство — ветеринарша-халтурщица, видать, чего-то там не до конца вырезала…

Ну так вот, жили мы с котом в ту минуту, не тужили, вдруг — тр-р-рл-л-лин-н-нь! –– и вся идиллия к чёрту вонючему под хвост — судебная повестка: «Суд вызывает Вас в качестве ответчика…» Ни хрена себе! Вот тебе и Анна Иоанновна!..

Не успел до суда дожить — новые напасти. Джулия ещё раз, опять неожиданно для нас обоих и снова в будний день, осталась у меня ночевать, снова, как и в прошлый раз, послав мэйло-предупреждение, что, дескать, беспокоиться-искать её не надо, она у друзей в соседнем штате. А я позвонил в издательство и соврал, мол, приболел опять каким-то поганым ОРЗ…

Эх, и лучше бы она не оставалась!..

Но сначала — о совершенно дурацком. В понедельник меня позвал в свой кабинет директор и со вздохом «обрадовал»: как раз в пятницу нелёгкая принесла с проверкой в издательский центр Александра Потаповича, так что прогулял я абсолютно не вовремя: если справку или больничный теперь не представлю — мою зарплату уменьшат на треть, отберут полставки… У меня башка раскалывалась с похмелюги. Господи, да какой ещё «Александр Потапович»? Бастрюков, что ли? А какое отношение он имеет к издательству?!

Этот человек с довольно выразительной фамилией исполнял должность проректора по хозяйственной части, то есть, попросту говоря — завхоза. До проректорства (толком никто и не знал, как он на него пролез) заведовал он в колхозе свинофермой, имел, диплом зоотехника и, уж Бог знает какими путями добытую, степень кандидата сельхознаук, так что и по должности, и по сути отношение к высшему образованию имел довольно косвенное, а к университетскому книгоизданию и вовсе никакого. Однако ж, развело начальство руками, сказочку про «серого кардинала» слыхал?.. Сочувствующие и соболезнующие сотоварищи по работе в голос принялись меня убеждать — идти да поклониться: мол, спина не стариковская, согнётся. И я, дебил, поддался — жалко стало трёхсот позорных рублей. Пошёл-потащился в главное здание…

В приёмной г-на Бастрюкова пришлось с час просидеть среди толпы. Наконец он оторвался от своих глобальных дел, вышел-явился из кабинета и, совсем как генерал эпохи Достоевского и Салтыкова-Щедрина, начал обход просителей. Я с удивлением рассматривал «кандидата наук»: пузцо под свитерком свисает, в руках какие-то очочки (ну зачем человеку, наверняка лепящему в слове «корова» три ошибки, очки?), росту так себе, ниже среднего, но, Боже мой, какова осанка, каков взгляд, прямо-таки — бонапартовский! Я ещё подумал: «Хоть бы “ваше превосходительство” сдуру не ляпнуть!..»

Между тем «превосходительство» уже выслушивало мою соседку — востроглазую смазливую студентку. Та плаксиво жаловалась, что вкатили ей незаслуженно (ну совершенно незаслуженно!) два «неуда» — по английскому и западной литературе. Проректор-завхоз сурово пообещал разобраться, за ответом студенточке приказано было явиться ближе к вечеру и прямо в кабинет… Взгляд Бастрюкова, когда перевёл он его на меня, снова стал буравчатым. Увы, как я ни пытался, мне не удавалось принять, как всем остальным, просительную стойку. Или, по крайней мере, стойку «смирно» — в армии-то не служил. К тому же в голове вдруг всплыли совсем ненужные слухи-подробности про особняк-замок, который строит этот доморощенный сатрап в пригородном селе из материалов, сэкономленных на ремонте студенческих общаг, да про докторскую диссертацию, каковую кропает-пишет ему профессор-негр с еврейской фамилией Рабинович. Вид мой генералу явно не понравился.

— Кто таков? Чево надо? — буркнул он через губу.

Я взялся объяснять, дескать, я такой-то и такой-то, пашу, можно сказать, за медные гроши — университета славы для, как редактор пользуюсь авторитетом — ко мне авторы в очередь становятся, а вы, мол, полставки велели отобрать, какое-то недоразумение…

Этот свинопас даже и дослушивать не стал и, переходя к следующему просителю, бросил через плечо равнодушно:

— Пшёл вон! Ещё раз на глаза попадёшься — вообще выгоню.

— Да? — чересчур весело спросил я. — А если мне подмыться и ближе к вечеру придти?..

Разумеется, дальше — Гоголь, конец пятого действия, немая сцена. Впрочем, я участвовать в ней не стал, вышел и от души саданул массивной дверью. Скотина! Бастрюк! Мудак позорный!..

На службу больше не пошёл — ни в этот день, ни вообще. Звонил мне Василий Викторович, звонила Снежинка, добрая душа, но я даже с ними толком разговаривать не хотел. Тем более, уже вскоре мне стало не до них, не до работы и вообще ни до чего. Я осознал вполне, что случилась катастрофа! Я БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ УВИЖУ ДЖУЛИЮ!!!

А началось-то, натурально, с пустяков. Ну, может, и не совсем с пустяков. Дело в том, что накануне насмотрелся-начитался я в Инете, как счастливая Джулия после окончания съёмок «Мексиканца» теперь вновь не расстаётся с Бенджамином Брэттом. Больше того, они, якобы, уже решили объявить о своей помолвке и назначить день свадьбы…

Ей-Богу, я сдерживался изо всех сил — сколько мог! Но ещё утром, когда и начинается большинство ссор, я вдруг заявил, что хочу выпить. Джулии это не понравилось. Но я настоял на своём, оставил её одну, сам пошёл за бутылкой. Мало этого, заглянул в пивнушку и просидел там не менее часа. Когда вернулся — Джул была сумрачнее торнадо: сидит в кресле, на коленях Баксик.

— Знаешь, Колья, мне, что, больше делать нечего, как кота твоего здесь ласкать?

— Конечно, — буркнул я, — ведь там есть получше кого ласкать-гладить!..

— Вау! Ты опять?

— Не опять, а снова! — я говорил тихо, судорожно сковыривая пробку с бутылки. — Между прочим, если он тебе, и правда, платиновое обручальное кольцо с бриллиантом в три карата подарил — могла бы и похвастаться… Как-никак, друзья!

Я, наконец, распочал водку, вынул из серванта крайний фужер, набухал больше половины, от души глотнул — аж в зобу дыханье спёрло.

— Знаешь что, — Джулия встала, кота сбросила, — я не собираюсь здесь смотреть, как ты будешь напиваться…

— Джулия! Джул! –– я отставил бутылку. — Всё, не буду! Но ты скажи мне — зачем? Неужели ты не видишь — он же тебя за дуру держит! Буквально за дуру! Ты, что, не знаешь, не веришь, что он до сих пор названивает этой своей — как её? — радистке Монике Макклу?..

Она выпрямилась так, что стала выше меня буквально на голову, скулы её побелели, глаза сузились.

— А вот это тебя не касается!.. Слышишь? Ты меня очень хорошо слышишь? Пошёл ты знаешь куда?.. — она заводилась всё круче, соскальзывала на крик. — Ты что себе позволяешь, а?! Мне такой мужской шовинизм на хрен не нужен! Я, что — тебе принадлежу?..

Я уж хотел-намеревался бухнуться на колени, засмеяться хотя бы через силу, спустить разгоравшуюся ссору на тормозах, но тут она ударила под самый дых.

— Да, Брэтт подарил мне кольцо за пять тысяч баксов, а ты такое подарить не можешь!.. И вообще, Колья, за-пом-ни: твой уровень — Анна Иоанновна!..

Честно, толком и не помню — что мы там ещё кричали-вопили на радость соседям, только взгляд её последний и самая последняя фраза-приказ в память впечатались:

— Не смей — ты меня хорошо слышишь? –– не смей меня больше вызывать! Даже если и приду — только хуже будет!..

И — ушла-исчезла…

То, что я пил по-свински всю субботу и всё воскресенье — это понятно. Сотню долларов, её долларов, просадил как копеечку. Впрочем, дело ведь не в баксах… Э-э, да что там объяснять-размазывать…

Короче, после визита к Бастрюкову я, поглядев на идиота, сам вдруг резко поумнел и, слава Богу, в окончательный запой уныривать не стал. Вместо этого я, предчувствуя окончательную катастрофу, засел за комп, открыл-создал в Word’e новый документ, вывел заглавие — «JULIA ROBERTS» и начал набивать-настукивать:

Я, конечно, — сумасшедший. Пусть! Тем и лучше — хоть какое-то объяснение…

Суд состоялся 22 декабря. Я был толком не бритый, совсем не выспавшийся и очень плохо соображал. Они все, конечно, решили, что я безбожно пьянствую и снисхождения не заслуживаю ни на йоту. Анна, бедная, била себя кулачками в грудь и жарко доказывала судьихе, что я, в конце концов, пропью всё и даже компьютер, а компьютер, между прочим, фактически её родному брату принадлежит… А я в это время мучительно размышлял — не чересчур ли откровенно «раздел» я Джулию в последнем глике?..

Вердикт был суров, но, с точки зрения истца, справедлив: квартира подлежит принудительному размену, две трети имущества (в том числе и компьютер со всеми причиндалами!) отходит бывшей супружнице, и если ответчик (то есть, получается, я) апелляцию в вышестоящий суд не подаст в течение десяти дней — приговор вступит в силу…

Надо полагать, и молодящаяся изо всех сил судьиха-старушенция, и моя Богом обиженная Анна Иоанновна, и братан её Вован, позорный волк, — все они и так были не на шутку озадачены моим упорным молчанием, но когда я после оглашения приговора сказал вежливо: «Спасибо! Разрешите идти?», — они и вовсе варежки разинули. А меня, и правда, одна мысль только и занимала: только б меня не задержали! Господи, ещё целых десять дней — как раз успею!..

Сейчас, когда я дописываю эти строки, на часах уже половина двенадцатого ночи. Через полчаса — пресловутый миллениум. Всё уже решено. Я, может быть, ещё бы сомневался, но, как специально, мне вчера сама Джулия как бы знак подала: днём по первой телепрограмме показали «Красотку», а вечером по второй — «Ноттинг Хилл». Ну, с чего бы вдруг такое совпадение?!

Всё, всё! Кейс упакован: дискета с LOVE 2000, видеокассеты, паспорт, баксы, портрет Джул, смена белья, «Это я — Эдичка» Лимонова. Я даже альбом с фотографиями брать не буду — ни к чему. Я начну совсем-совсем новую жизнь. Ничего, Эдичка там выжил, выживу и я. Тем более, денег на первое время хватит, тем паче, там у меня фатер… Да при чём тут фатер! К чёрту фатера! У меня там — Джул, в конце концов!..

Сейчас вот запакую этот файл, отправлю по двум адресам, как память о себе в этом мире, Баксика расцелую, отнесу к соседям (эх, вот с кем жалко расставаться!), потом заглотну последнюю таблеточку тарена, запью бокалом шампанского и — на финишную прямую. Если кому интересны технические подробности — пожалуйста: запущу программу LOVE, нырну в неё с головой, затем изловчусь и — сотру её как бы изнутри к чёртям собачьим напрочь, перекрою выход-возвращение!..

Впрочем, мне вот что в голову сейчас вскочило: вызову-ка я «командира Волкова» и прикажу-ка я этому «командиру» отформатировать для верности весь хард теперь уже не моего пентюха — пущай он новым хозяевам достанется голеньким и девственно чистым…

Ну, всё, ребята, покедова! Прощай и ты, Расея-матушка!..

Good bye!