Глик тридцать шестой

Утром я помнил всё.

И это было, пожалуй, главным доказательством материальности происходящего. Я помнил её страшную, восхитительную, фантастическую фразу, сказанную глухим, нетерпеливым шёпотом: «Делай со мной, что хочешь!»… За одну эту фразу можно полжизни отдать, не задумываясь! Я помнил до мельчайших головокружительных подробностей её жаркие, бесстыдно-доверчивые ласки… Я помнил даже такие лишние смешные подробности, как, к примеру, вскрикнули мы оба от боли и рассмеялись, когда, уже в сауне, обнялись крепко-крепко, и мой раскалившийся крестик обжёг и её и мою грудь… И помнил я, как поздно вечером, когда Джул уснула на несколько минут, я, склонившись над ней, ненасытно вглядывался в лицо её, бледное, уставшее, с чуть распухшими губами, и всё твердил-повторял про себя как бы со всхлипом: «Неужели это правда?! Неужели это всё со мной происходит на самом деле?!..»

Но тут произошло-случилось то, что меня, с одной стороны, ещё больше заставило поверить в реальность всего и вся, с другой… Джулия, очнувшись от недолгого сна, испуганно встрепенулась:

— Который час?

Я взял с прикроватной тумбочки свои часы:

— Начало двенадцатого.

— Ночи?! — вскрикнула она.

— Ночи, ночи! — засмеялся я. — Ты, что, Джул, роль Золушки играешь?

— Какой Золушки! Ты этого не чувствуешь? Не понимаешь?.. Я должна, я обязана вернуться максимум через восемь часов. Колья, ты, прости, ламер какой-то! Запомни, у нас с тобой всегда есть и будут только эти восемь часов — восемь часов разницы между вашим и нашим временем — понял?..

Джул всё это объясняла, сама уже спешно, как солдат по тревоге, одеваясь.

— Да где же он, чёрт его побери!..

Она судорожно перебирала тряпки на стуле. Я сделал вид, что не понимаю — какой чёрт и что куда побрал. Джулия махнула рукой, мол, хрен с ним, натянула свитерок, обулась, накинула куртку и устремилась к выходу. Я еле за ней поспевал. На бегу я пошарил в карманах: Господи, а на проезд-то шести рублей и нету! Впрочем, коммерческие автобусы уже не ходят, а на троллейбусе как-нибудь зайцами…

Семиметровский особняк стоял рукой подать от перекрёстка. Джулия, пока я запирал кованную калитку, сама сориентировалась, устремилась к освещённой Советской. На углу, когда я подбежал, она уже остановила «жигулёнок». «Вау! Придётся мужику в залог мою куртку оставлять!..» Мы сели в машину и помчались.

— Джул, — спросил я тихо о том, что меня интересовало невероятно. — А если мы не успеем? А если комп почему-либо сам вырубился-отключился — что тогда?..

— Тогда там меня на сутки потеряют! Тогда там сорвутся съёмки! Тогда там будет много недоразумений и неприятностей!.. Так что мне, как ты понимаешь, лучше успеть…

Водила подрулил по тротуару прямо к подъезду. Не успел я вякнуть насчёт куртки, как Джулия достала из кармана кошелёк, вынула бумажку в десять долларов, сунула мужику, прибавив:

— Сдачи не надо!

Извозчик в транс почему-то не впал, даже, жлоб, взялся вертеть-просматривать купюру на свет. Впрочем, может, ему пьяных новых русских возить доводилось, а они, говорят, только на чай меньше десяти баксов не кидают…

Успели мы тютелька в тютельку: ещё бы пара минут и — финиш…

Проснувшись поздно, я быстренько вскочил, подсунул коту кормёжку, и снова зарылся под одеяло — так хотелось всласть повспоминать. Господи, я уже знал-предчувствовал: вчерашний вечер, проживи я хоть ещё сто лет, будет самым ярким моим воспоминанием. Я усмехнулся сам себе: не так ещё давно я несбыточно грезил-мечтал увидеть Джулию живьём хотя бы издали… А вот если б коснуться рукой подола её платья… Ну, а уж поцеловать… Главное, теперь уж совершенно не было ни малейших сомнений — я встречаюсь-общаюсь с живой земной женщиной! Я достал из-под подушки чёрный ажурный лифчик, зарылся носом в одну чашечку, в другую, вдыхая жадно, ненасытно, по-звериному запах любимой женщины…

Я, видимо, опять задремал на какое-то время, потому что снова как бы очутился в жаркой сауне, снова ощущал под руками, под губами влажную скользкую кожу, извивающееся тело, слышал глухие томительные стоны… А когда проснулся окончательно, уже в половине двенадцатого, вдруг понял очень ясно одну странную, парадоксальную вещь: я не увижусь сегодня с Джулией. Я просто не представлял, я боялся представить — что мы будем делать после вчерашнего. Опять всё повторим? Да можно ли это повторить? Нужно ли это повторять?..

Это с одной стороны. С другой, продолжил рефлектировать я, как бы получше, подетальнее разобраться с теорией относительности старика Эйнштейна. Понятно, что наш с Джулией виртуальный мир, тот абсолютно для нас реальный мир, где мы встречаемся, — он чуть сдвинут во времени (может, всего на одну разъединственную минуточку!) по отношению к стопроцентно реальному миру. И что это значит? Вот этот чудный милый лифчик с трогательными небольшими чашечками, уже зацелованный мной, — он, что, и в том мире сейчас на Джулии?.. И — помнит ли она сейчас, знает ли обо мне вот именно в данную секунду, находясь в том мире?.. Особливо, когда целуется-обжимается со своим Брэттом?! Чёрт, и вправду, лучше обо всем этом не думать!

Но отключиться от дум не получалось, выпить было не на что, настроение вообще апофигенилось. Я так и валялся до вечера в постели, словно объявил сам себе голодовку и забастовку. А вечером занялся натуральным извращением: врубил по телеку «Я люблю неприятности» и смотрел с начала и до конца со всеми рекламными закидонами, хотя своя кассета с фильмом стояла на полке в серванте — рукой подать. В том месте, где Джулия выходит из воды голышом, прикрываясь Ником Нолти, я даже, забывшись, хотел остановить показ и вернуться-прокрутить эпизод ещё раз…

На другой день я вышел на работу, отсиживал в издательстве положенные сроки, возвращался домой и с каким-то мазохистским сладострастием сам себя подначивал: а ведь и сегодня я Джулию не позову! И — не звал. Нет, может, я, и правда, больной? Ведь целую неделю таким душевным онанизмом занимался! А тут ещё одна местная бульварная газетёнка фишку мне вставила. И газетёнка-то — тьфу! Одно название чего стоит — «Галка-клоб». Ну, — уроды! И вот в этой «Галка-клобе» или, вероятно, правильнее — в этом «Галка-клобе» (чёрт разберёт этих извращенцев), который купил я случайно по дороге домой, была тиснута гнуснейшая статейка под названием «Распутная красотка». Некий Семён Мордашечкин буквально испражнялся-поносил:

Джулия Робертс, самая высокооплачиваемая актриса Голливуда, имеет репутацию экстравагантной сумасбродки и даже, страшно вымолвить, нимфоманки, то есть, по-нашему говоря, красотка страдает бешенством матки… Она прыгает в постель к первому встречному, будь то партнёр по съёмочной площадке знаменитый Ричард Гир или самый последний лакей-лифтёр в гостинице… На сексуальной почве эта шлюха с мировым именем даже, говорят, лечилась у психиатра…

И далее в таком духе на целую газетную полосу. Я взвился, я к телефону кинулся, я названивать взялся, но, конечно, рабочий день уже кончился. Я глянул — e-mail у них был. Бедная клава моя чуть не разлетелась на брызги-клавиши под ударами моих напряжённых от гнева, от ярости пальцев:

Волки позорные!!! Псы шелудивые!!! Шакалы облезлые!!! Опоссумы бесхвостые!!! Хорьки вонючие!!! Да как вы смеете в своей зловонной газетёнке касаться имени Джулии Робертс?! Педерасты!!! Гондоны использованные!!! Сперматозоиды обкурившиеся!!!…..

Настучал я в таком роде килобайтов двадцать, подустал и чуть остыл, вспомнил, наконец, про свою как бы интеллигентность и вроде бы высшее филологическое образование. Слава Богу — не отправил это чересчур вспененное мыльце. Отдохнул, попил кофейку, поглядел фамилию редакторши, зубы стиснул и начал творить-лепить уже в Word’e новый текст:

Уважаемая Г. В. Пампухина!

В последнем номере Вашего «Галка-клоба» опубликован материал некоего Семёна Мордашечкина «Распутная красотка» о Джулии Робертс. Конечно, американская кинозвезда, скорей всего, так никогда и не узнает, что там написали-сочинили о ней в какой-то российско-барановской газетке, а если и узнает, то обижаться, думаю, не станет — не тот уровень. Но вот мне, кинозрителю и человеку, интересующемуся творчеством Джулии Робертс всерьёз, стало обидно и, в первую очередь, за тех читателей Вашей газеты, которые знают артистку только по киноролям и теперь составят представление о ней как о женщине, как о человеке по данному материалу.

Вам, г-жа редакторша, на журфаке (если только Вы там учились) должны были рассказывать о грязных методах жёлтой грязной прессы: 1) прямая ложь, 2) умалчивание, 3) передёргивание фактов. Всего этого в «Распутной красотке», увы, с избытком.

Что касается прямой лжи. «На её счету десять помолвок!» — очень эффектное утверждение, но оно не подходит даже к Мэгги, героине комедии «Сбежавшая невеста». И весь юмор в том, что как раз в этом фильме героиня Джулии Робертс сумела наказать героя Ричарда Гира, недобросовестного журналюгу, который написал в статье, будто она уже семь раз сбегала из-под венца, хотя на самом деле всего трижды — его с треском попёрли из редакции газеты. Сама Джулия Робертс, да будет Вам известно, была обручена всего только четыре раза: с Диланом Макдермоттом (партнёр по фильму «Стальные магнолии»), Кифером Сазерлендом (с ним она снималась в «Коматозниках»), Лайлом Ловеттом (музыкантом, за него она вышла замуж) и, в настоящее время, с Бенджамином Брэттом.

Наивного читателя бросит в дрожь от следующего пассажа С. Мордашечкина: «Во время съёмок фильма “Крюк” (его снимал сам Стивен Спилберг) с ней на сексуальной почве произошёл нервный срыв. Джулию отправили на консультацию к психотерапевту, и на два года она исчезла с экранов…» Так и видится в воображении: крутые санитары со смирительными рубашками и наручниками затаскивают Джулию в машину с мигалкой, Стивен Спилберг суетливо им помогает, одиночная палата в сумасшедшем доме… Хочется успокоить таких доверчивых читателей: актриса сама, добровольно, почувствовав творческий кризис и нервное переутомление, обратилась в 1991 году за помощью к психотерапевту (в Америке это — рядовое, обычное дело) и действительно какое-то время меньше стала сниматься, но всё же снималась (фильм «Игрок», 1992 г.).

Узнает читатель из Вашей газеты, что мать с отцом Джулии прожили «счастливо в браке не слишком долго и развелись вскоре после рождения последней дочери — Лайзы», и решит, будто прожили-выдержали вместе родители от силы лет 5-6. Но ведь сыну Эрику в момент развода было уже 17 лет — ничего себе: не слишком долго! Или, опять же, прочитает простодушный читатель о том, что Джулия Робертс со своим мужем Лайлом Ловеттом «прожили вместе всего лишь месяц, а потом разъехались», потому что роль «примерной жены оказалась не для неё», и к тому же «вспыльчивый характер Лайла был точной копией характера самой Джулии», и поверит, хотя на самом деле брак этот длился почти два года и бывшие супруги до сих пор остаются хорошими друзьями.

Ну, а измышления г-на Мордашечкина о «многодневных оргиях» Джулии и беспорядочных половых связях с «парикмахерами» после развода с мужем — пусть вообще останутся на его совести, только очень хотелось бы узнать: где, на каком конкретно сайте или в каком журнале видел он фото Джулии Робертс, «вытанцовывающей на столе в мужском клубе обнажённой по пояс»? Он, видимо, запамятовал, как сам же чуть выше правильно утверждал, что Джулия ещё в «Красотке» «наотрез отказалась обнажаться перед камерой». Стоит добавить, что она принадлежит к тем немногим звёздам Голливуда, которые никогда не позировали голыми — так что если бы «вездесущие журналисты» действительно застукали её танцующей в полуголом виде, этот кадр заполонил бы весь Интернет и обложки всей жёлтой прессы…

Чувствуется, автору данного опуса занятным показалось представить Джулию Робертс не талантливой актрисой (о последних её ролях вообще не упоминается!), а обыкновенной приземлённой женщиной, да что там — просто-напросто, если вещи называть своими именами, проституткой, которой её героиня из «Красотки» и в подмётки не годится — та из нужды, из-за жизненных обстоятельств вынуждена была развратничать, эта же просто с жиру бесится, «нимфоманка», шлюха по природе своей…

Понятно, что в периоды подписных кампаний газеты стараются давать материалы погорячее, позапашистее, но, думается, правдивый очерк о Джулии Робертс, её последних работах в кино и о предстоящей свадьбе с Бенджамином Брэттом (с которым, для сведения г-на Мордашечкина, роман у неё длится уже четыре года) доставил бы больше удовольствия потенциальным подписчикам…

В одном из интервью двухгодичной давности Джулия Робертс, отвечая на вопросы о Бенджамине Брэтте  и объясняя тот факт, что таблоиды стали меньше судачить о её личной жизни, пошутила: «Думаю, они боятся Бенджамина — он легко может надрать задницу любому, кто осмелится писать обо мне гадости!..»

Право, жаль что жених Джулии не читает газету «Галка-клоб»!

Я перечитал, кое-что подправил, остался доволен, подписался и вывел на дрюкер — получилось полторы странички. С ними и отправился я наутро в редакцию «Галка-клоба» — очень уж захотелось лично заглянуть в глаза и редакторше, и автору вонючего пасквиля. Прописана газетка оказалась по соседству, в одном из зданий на Ленинской площади, где кабинеты бывших парт- и совработников превратились в «офисы» всяческих торгашеских, юридических, туристических и прочих сомнительных фирм. Но экспедиция моя не увенчалась успехом. Дело в том, что я сам на последнем уже этапе дал обратный ход — резко протрезвев, поумнев и вернув себе чувство юмора. Помог же мне уравновеситься и вспомнить поговорку про дерьмо, с которым лучше не связываться, — случай: в коридоре я у первой же встречной девицы поинтересовался, где найти мне редактора Пампухину или господина Мордашечкина?

— Да вот они оба как раз и идут, — указала та на парочку, дефилирующую по коридору.

Я глянул: навстречу мне шла-топала тётка с габаритами 120:120:120, рядом семенил, вихляя задком, явный педик-гомик… Я сплюнул, усмехнулся сам себе и пошёл со своим опровержением домой — перед этими свиньями уж точно бисер метать бесполезно! Да и что толку на них обижаться — они сами вон как Богом обижены…

Мне так в тот день захотелось увидеться с Джулией, посмеяться вместе с ней над этим казусом. Но я для чего-то всё ещё кобенился, мол, тогда уж и фатеру надо мыльце послать, пообщаться с бывшим родителем… При чём тут фатер — я и сам толком не мог объяснить.

Вечером, нырнув в Интернет, я открыл почтовый ящик и обнаружил среди пяти-шести посланий-рассылок англоязычный мэйл. И тут же в сердце моё вошла сладкая игла предчувствия. Я клюнул-торкнул мышкой, раскрыл — три строчки с невероятной подписью. Быстренько разбудив PROMT, я заставил перевести, а потом вчитывался и вчитывался в корявый перевод и, честное слово, дрожал крупной дрожью:

Эй, Kolja, привет! Ты где? Я волноваться и скучать совсем. Обязательно встречаться необходимо за самый короткий срок. Отвечать запуск нашей программа или хотя бы e-mail. Я очень, очень ждать! Jul.

Я быстренько привёл себя в порядок и кликнул нежно иконку LOVE 2000, кляня себя при этом — ах, сколько же я дней зря потерял!

И-ди-от!!!