Глик тридцать четвёртый

Боже, что это было?!

Когда сознание начало порциями, наплывами возвращаться, я долго не мог решиться открыть глаза. Я понимал-чувствовал, что лежу на спине в постели, под одеялом — тяжесть Бакса на ногах… Осторожно попробовал левой рукой — рядом пусто. Может, мне всё это снилось-грезилось? Но я так отчётливо помнил начало — как я заскочил в плавках на кухню, воровски глотнул из бутылки раза три, как увидел Джулию в ванне (сколько раз на экране это видел, почти в каждом её фильме, и невольно вытягивал шею, стараясь заглянуть за край!), как она уже почти сердито приказала снять эти идиотские плавки, как не захотел я подражать Ричарду Гиру и устроился лицом к ней, её ноги примостились на моей груди, как падали мне на плечо обжигающие капли из крана, а я боялся шевельнуться-отодвинуться, как начал я целовать её лодыжки…

Всё! Дальше — зияющие чёрные дыры-провалы в памяти, как с тотального похмелья. Всё обрывочно, фантастично, невероятно… Только отчётливо помню склонённое надо мной, уже потом, лицо Джулии, её сумасшедшие туманные глаза, голос-шёпот:

— Спи… Теперь тебе лучше уснуть…

Чёрт меня побери! Я чуть не плачу: столько мечтать об этом, и вот, пожалуйста, теперь словно бы ничего и не было! Проклятая водка! Да нет же, я понимаю, так поплыл-заглючил я вовсе не из-за водяры, хотя — вот уж это вспомнил! –– и после ванны ещё тайком глотнул порцию. Ну хотя бы главное, основное восстановить в памяти! Ведь только уроды материалисты бубнят, что жизнь — это текущая действительность, нет, господа приземлисты, жизнь — это воспоминания!..

Я шуганул в досаде разоспавшегося Бакса, решил вставать. А где же трусы-то? Встав на четвереньки, заглядываю под диван… Ба, вот это сюрприз! Под диваном прячется наш диктофон-малыш «Sony» китайской штамповки. Это когда же я додумался его туда подсунуть? Я хватаю чёрную коробочку — плёнка прокрутилась до конца, батарейки, разумеется, выдохлись… Быстрее, быстрее! Чёрт, сегодня же суббота — открыт ли магазин внизу? А впрочем, батарейки сейчас во всех киосках продают…

Через полчаса, весь встрёпанный и по-прежнему неумытый, я включаю запись — шипение, треск, далёкий шум машин и лай собак… Господи, плёнки всего на шестьдесят минут, а вдруг я нажал батон до ванны? Впрочем, я этого ожидал, я этого и боялся — ну, что на плёнке ничего не будет. Потому и не решался раньше применить-настроить «Sony»…

Впрочем… Ага — мой голос, как бы про себя:

— А постель-то!..

И — страшенный грохот, скрежет, стук… Я отшатываюсь от диктофона, но тут же снова прижимаю его к уху. И вот, наконец-то, — её голос, приближаясь, всё отчётливее:

— А вот мы сейчас проверим, как вы нас любите…

— Что?

— Сейчас проверим, как вы нас любите, на что вы способны!..

Да, да! Я вспоминаю, я отчётливо теперь вижу, как появилась она, прикрывшись зачем-то полотенцем, остановилась в проёме ниши (я сидел на краю уже разложенного дивана), опять явно смущённая, словно не целовал, не ласкал я только что всё её мокрое тело — я вспомнил это смущение, эту натужную шутку… Уж, разумеется, и сам тут же вновь закомплексовал…

— Джулия, ну зачем ты!.. Я понимаю, тебе…

— Что мне?

— Вообще, это запретная тема для шуток должна быть!..

Ого, я даже сержусь, голос повышаю! Тон Джулии заметно меняется.

— Не сердись, ну что ты…

Скр-р-рип!.. Села рядом. Чёрт, я и не замечал, как оглушительно и гадски трещит-скрипит наш диван-развалюха.

— Знаешь, я бы на твоём месте телефон всё-таки отключила.

— Зачем?

— Ну, хотя бы для того, чтобы никто не помешал нам.

— Ах, да!..

Опять скрип. И через несколько секунд её голос:

— Закрой шторы, чтоб темно было…

— Ну, Джул, и так темно! –– тон мой меня самого поражает… Хотя, конечно, я совсем голяком, как цыплак, по комнате шастаю-стриптизирую, а она в полотенце закуталась… Ага, вот: — Ты бы лучше полотенце сняла, а то совсем как с Вуди Алленом…

Джулия не отвечает… Что же там дальше?.. А-а-а, помню! Она снимает с груди полотенце, отбрасывает на стул, ложится-опускается на постель поверх одеяла, смотрит, повернув набок голову, с неясной улыбкой, как я ковыляю к нише (а мне в тот момент, наверняка, казалось — лечу на крыльях!)… Опять этот ужасный скрип-скрежет диванных пружин (ну ведь совершенно я его не слышал, не помню!) и… По спине моей пробегает ток — я как бы снова ощущаю прикосновение своих губ к её коже, упоительное бесконечное путешествие от мочки уха до пальчиков на ногах по всем ложбинкам, ямочкам, припухлостям, холмикам, самым потаённым уголкам женского тела… Да какой там ток! Я готов фатера родного тут же переплюнуть-перещеголять: тот от поцелуев-обжиманий со своей Машей полный оргазм словил, а я — всего лишь от прослушивания диктофонной записи, от горячих воспоминаний…

Я скорее угадываю, чем слышу лёгкие звуки поцелуев сквозь треск и беспорядочный скрип, но, увы, никак не могу разобрать редких слов, которые то и дело тихо-тихо произносит-выдыхает с лёгким пристаныванием Джулия. Но вот чуть отчётливее:

— Ещё!.. Ещё!.. Вот так!.. Хорошо!..

Всё слышнее и надрывнее наше дыхание…