Детский вопрос

Рассказ

Скоро ужин. Мать на кухне. Аня, старшая сестра, в школе, и только Андрюшке, семилетнему мужичку, нечем заняться. Воды выпил кружки три. (Ещё бы пил, да живот разбарабанило.) Кошке попробовал бант на хвост пристроить, но та вырвалась и в подпол сиганула. Ох и ску-ко-та! Пошёл к матери на кухню и, потянув её за подол платья, заканючил:

— Мамка!.. Ну, мамка же, дай, я тебе помогу чего-нибудь… Хошь, картошки почищу? Я ж умею…

Мать, раскрасневшаяся от жара русской печи, вначале отмахивается от помощничка.

— Знаю, как умеешь — с ведра две бадейки кожуры нарежешь… Беги во двор.

Андрей засопел, шмыгнул носом от такой незаслуженной обиды, и мать смилостивилась.

— Ну, коль охотка пришла помочь, беги к тётке Марине, луку спроси головки три-четыре. С ветерком только!

Андрюшка весело гикнул, подхватил прут у ограды и, вынув воображаемую саблю из воображаемых ножен, поскакал выполнять «секретное поручение командира».

Неожиданно из-за угла появился враг — Мишка Пузан. Моментально прут-конь превратился в грозное оружие, и Андрюшка, взметнув его над головой, помчался в атаку. Мишка попробовал махнуть через плетень, шмякнулся толстым задом на землю и, заголосив от обиды и боли, запетлял зайцем в проулок. Победитель швырнул вслед ему палку и с гордым видом, степенно направился к дому тётки.

Когда он, проскрипев дверью, шагнул через порожек, тётя Марина как раз взгромождала на стол самовар. Медный бочонок с пипкой-краником, казалось, уросил — пыхтел, свистел, пускал пар. Тётка, круглое лицо которой сияло ярче самовара, приговаривала:

— Ну-ну, пофырчи мне ещё! Ишь ты, раскипятился!

Андрюшку всегда удивляла толщина тётки Марины и сейчас, потрогав свой живот, где булькала вода из трёх кружек, он неожиданно подумал, что это у неё, поди, от чая. И верно, когда бы племянничек ни навещал тётку, она почти всегда возилась с самоваром, наверное, даже и по ночам.

— Ой-е-ей, как ты вовремя, Андрюшенька! — всплеснула она руками. — Щас почаёвничаем на пару.

— Не-е, тёть Марина, — солидно кашлянув в кулак, возразил гость, — мне мамка скорей приказала. Луку, говорит, головки три-четыре и — домой… А я ещё воды вот толечко пять кружек выдул, куды уж чай тут!

— Ладно-ладно, воды он выдул! Задаром лук-то выложу, что ли? Пока чайку не спробуешь, ни головочки не получишь. Я, смотри, какую малину с погреба достала — сласть!

Да-а, малиновое варенье — это вам не шутка!

Через минуту и язык, и нос, и щёки, и даже мочки ушей Андрюшки попробовали прошлогодней малины. Тётя Марина была не говоруньей, зато гость успевал и лакомиться, и посвящать хозяйку в последние события своей полной приключений жизни.

— А дядька скоро будет? Я вчерась рассказал мамке слова, какие он говорит, так чуть не прибила меня: нельзя, говорит, обезьянничать, коль не понимаешь… А Пузану сёдни утром я врезал! Ну и врезал! Там поругались-то чуточку, а он сразу: «У тебя отца нет!» А сам заяц и пузан! Будет теперь помнить!..

Тётка, где надо, поддакивала, где ахала, где просто качала головой и всплёскивала руками, правда, иногда невпопад. Андрюшка этого не замечал и, уже в третий раз подставляя чашку под краник, забыв про дом и про лук, продолжал расписывать свои подвиги.

Так бы и до поздней ночи прочаёвничали тётка с племянником, если б под оконцем не послышался дребезжащий рёв:

— Бы-ы-ыли когда-а-а-то и мы-ы-ы рысака-а-ами, сме-эк!-ло-о-о ходи-и-или в эк!-похо-о-од!

То шествовал хозяин дома — дядя Миша.

— Ой-е-ей, опять нализался идол! — всполохнулась женщина, вскочив из-за стола, и замерла растерянная.

Дядя Миша зацепил в сенках ведро, пнул его с большим чувством, долго шарил впотьмах по двери рукой и, наконец, ввалился в хату.

И начался концерт. Тётка Марина со всхлипами и причитаниями принялась одаривать дядю Мишу проклятиями, прозвищами и даже оплеухами, а тот мычал в ответ:

— Ну же, ну… Бешеная, что ли?.. Пе-пе-перестань же!

Потом вдруг озлился, ругнулся грязно, начал махать кулаками и опять произносить всякие слова. Маленького гостя он не замечал.

Андрюшке вначале было вроде даже смешно, особенно, когда они стали бегать друг за дружкой вокруг стола с самоваром, но, когда дядька ударил тётю Марину кулаком наотмашь, и прямо по лицу, а она так страшно, распахнув рот, заголосила, парнишка сам неожиданно для себя заойкал, запричитал и ударился в плач…

Слёз хватило до самого дома. Мать, конечно, сразу всполошилась: что случилось, да что случилось?

— Чё-чё, дерутся они там, вот чё! И луку даже не успел взять…

— О, господи! — вздохнула мать. — Снова Мишка за своё… Тьфу!

…Засыпая, Андрюшка вспоминал события минувшего дня, только сначала почему-то вечернюю баталию у родственников, а потом встал перед глазами и утренний бой с Пузаном.

«Мамка говорит, что тётка выгонит дядю Мишу… И точно, выгонит… И зачем я Мишке так сильно вдарил? Поди больно было…»

На следующий день не было более закадычных дружков в деревне, чем Андрюшка с Мишкой. Они до того наигрались, что еле сил хватило доплестись до дома. Когда мать выставляла чашки для ужина, Анька измеряла температуру у своих кукол, а Андрюшка, высунув от усердия язык, незаметно пририсовывал химическим карандашом папиросы богатырям на её «Родной речи», дверь отворилась и вошли тётя Марина с дядей Мишей. Взвыла Мурка — «Родная речь» ей шмякнулась прямо на голову.

— Вечерок добрый, милаи! Шли с Мишей по вашей стороне да заглянуть решили…

— Редко, редко заглядываете, — ответила мать, приглашая гостей к столу.

Пока мать с тётей Мариной, прихлёбывая расписными ложками щи, беседовали об огороде, последней лекции в клубе (дядя Миша ел молча и морщился), Андрюшка разглядел, что у тётки синё под одним глазом и запудрено, а у дядьки чуб заметно стал с пролысинами. Только это и напоминало о вчерашнем, иначе — хоть глаза протри! — так они ласково друг на дружку поглядывали.

— Ой-е-ей, — вспомнила перед уходом тётя Марина и полезла в свою кирзовую сумку, — у тебя ж луку нету, вот я и принесла с десяточек…

— Чего вчерась-то не дали? Некогда было? Андрейка говорит ругались…

— Что ты, что ты, сестра! — замахала руками тётка — Ничего мы и не ругались, так просто… погутарили.

— Показалось мальчонке, — пробасил дядя Миша, приглаживая поредевший чуб.

Андрюшка и рот раскрыл.

Уже лежа в кровати, перед сном, он думал, и удивление его начало распаляться ещё больше: «Хм, мы с Пузаном подрались, и они подрались… Мы сразу замирились… И они тоже! Я мамке соврал, будто не ходил на запруду, и они вон как врут! Как же, показалось мне… И мамка врёт: приедет, приедет папка! Жди, приехал уже!..»

Андрюшка даже глаза раскрыл, до того это его поразило, и он старался уже специально выкопать в памяти все случаи совпадений своей жизни и жизни взрослых.

«Ага, я вон Мишке тогда яблока не дал, и мамка вчерась денег бабке Глаше не заняла, сказала нету, а у самой в сундуке целый кошель… Пожадничала! Или дядя Миша всё: не буду пить, не буду! А сам? А меня пилят, что сахар в буфете беру…»

Долго философствовал Андрюшка подобным образом, пытаясь ответить на наивный и сложный вопрос: если всё у них, у взрослых, так же, то чем они тогда отличаются от них — Андрюшек, Мишек, Анек?..

Действительно — чем?