Лебединый крик

 Рассказ

Нас было, как в знаменитой книге Джерома, — трое в лодке. И даже — бывает же совпадение — была собака. Только звалась она не Монморенси, а тривиально и глупо — Шарик.

Солнце уже растранжирило все свои лучи за бесконечно длинный майский день и теперь чётко очерченным диском стыдливо катилось к искромсанной линии горизонта. По блестящей водной глади озера лишь изредка пробегала дрожь, словно он ёжился от налетевшего прохладного ветерка, да время от времени нахально, прямо возле лодки, всплёскивала хвостом рыбёшка. Поплавки, как луковицы на грядке, торчали абсолютно неподвижно.

Первым не выдержал Лёшка:

— Ну вас к Богу с такой рыбалкой! Начерта нам эта дурацкая рыба — есть банка борща и заварим. Поплыли, а то водка прокиснет!..

Щуплый Мишка своим всегдашним ужасно серьёзным голосом задумчиво спросил:

— Неужели тебе, Лешка, не хочется увидеть закат на воде? Ведь кои веки на озере не были. Это же — картина!..

— Тьфу ты, опять за своё! А от палатки ты закат этот дурацкий не увидишь, да? Витька, ну хоть ты ему втолкуй… Ух, ты!..

Лёшка так и остался с открытым ртом, уставившись в небо. Мы с Мишкой обернулись и тоже замерли. Сказка! Довольно высоко, прямо над нами, плыла в воздухе стая белоснежных лебедей. Необыкновенно огромные даже издали птицы медленно и устало махали крыльями.

— Эх, ружья нет! — простонал Лёшка и вдруг, схватив рулевое весло, прицелился в стаю.

Раздался выстрел. Мы вздрогнули. Лёшка испуганно отбросил весло. Передний лебедь, летевший на острие стаи, видимо, вожак, резко кувыркнулся и, неловко шевеля крыльями, комом упал рядом с нашей лодкой.

Грянул второй выстрел и сразу третий — откуда-то слева, из камышей. К счастью, теперь мимо. Но, странное дело, лебеди, словно не слыша смертоносного грома, начали резко кругами снижаться. А раненый вожак кричал. Кричал он страшно. Пронзительно, со странными всхлипами: боль и гнев слышались в стоне-крике гордой птицы, а слабеющие мощные крылья всё реже и реже пенили розовую воду.

Мишка побледнел и, не мигая, с ужасом смотрел на страдания умирающего лебедя. Вдруг истошно и обречённо взвыл Шарик, прижимаясь к моим ногам.

— Подгребай! Надо добить, пока те не приплыли, — скомандовал Лёшка. — Всё равно каюк ему, так чего мучить-то!..

Он широко размахнулся и, противно крякнув, опустил весло на стонущую птицу. Лебедь страшно, совсем по-человечески вскрикнув, затих. Лёшка уже втащил тело птицы в лодку, и мы в гнетущем молчании разворачивались к берегу, когда на нас напали. Все оставшиеся семь лебедей, словно пикирующие бомбардировщики, стремительно падали на лодку и с воинствующими криками били нас. Напрасно мы пригибались к дну лодки, прикрывались руками — оглушительные пощечины крыльев чуть ли не сбрасывали нас в воду. Лебеди перед каждой атакой заходили на новый круг, и только тогда мы успевали сделать несколько взмахов вёслами. Этот кошмар, казалось, никогда не кончится…

 * * *

 Уже давно стемнело, пылал перед палаткой костёр, а где-то там, выше деревьев, всё так же явственно слышались гортанные крики. Лебеди продолжали кружить над нами. Тщетно Лёшка, выпивший уже чуть ли не полбутылки, пытался показать, что он не слышит плача лебедей и не замечает нашего молчания. Он сам развёл костер, поставил в ведре воды, где-то рядом, за кустами, ощипал мёртвую птицу и теперь, помешивая в ведре оструганной веткой, натужно паясничал. Он подчёркнуто обращался только к Шарику:

— Вот, мсье Шарик, птичечку кушати будем… Вкусненькую птичечку, жирненькую…

Собака от нетерпения прыгала вокруг костра. Лебеди кричали. Лёшка привязал на конец ветки вилку и полез ею в ведро. Он выудил кусок мяса и поднёс ко рту, дурашливо облизываясь. Вдруг Мишку, который сидел перед палаткой на рюкзаке, резко перегнуло пополам. Он побледнел, кое-как отполз за палатку и его начало выворачивать.

— Чего это он? — недоуменно и серьёзно спросил Лешка.

— А то, что свинья ты! — резко ответил я. — Снимай ведро с огня!

Лёшку спасло то, что он сразу, как выражаются, врубился. Мы выкопали топором и палками яму, сложили туда всё, что осталось от птицы, всё до последнего пёрышка, и закопали.

Мишка уже лежал в палатке. Мы молча в темноте забрались, закутались в одеяла и намертво затихли. За стенкой обиженно поскуливал голодный Шарик. Где-то совсем низко, прямо над ухом, кричали лебеди.

Они кричали всю ночь.