В поисках своего репертуара
Простодушный зритель (если только встречается таковой на
премьерах) может подумать, будто наш родимый тамбовский театр решил
грандиозную репертуарную проблему: уже поставил на своей сцене все
лучшие пьесы мира и инсценировки всех значительных произведений
классики и современности. И вот потому приходится теперь использовать
новый и обязательно не известный широкой публике драматургический
материал, совершенно новые открывать имена. Спешу разочаровать
простодушного зрителя: на тамбовскую сцену не ступала, образно говоря,
нога ещё многих и многих великих драматургов.
Однако ж театр начал новый сезон именно экспериментами в
репертуаре. Сначала — драматургия Толстого, только не «Живой труп» или
«Царь Фёдор Иоаннович», а — «Чудеса в решете», ибо Алексей (который
Николаевич) Толстой тоже, по примеру своих великих однофамильцев,
сочинял пьесы. И вот вторая премьера — неожиданность сезона —
«сценическое прочтение романа» (так обозначено в программке) эмигранта
первой волны «прекрасного русского писателя» (опять — из программки)
Влади… Впрочем, нет, не Владимира Набокова, или, допустим, Ивана
Шмелёва, а — Гайто Газданова. Имя, как видим, не слишком известное и
для русского слуха не совсем привычное.
Теперь давайте разбираться с названием спектакля.
Заглавие романа Г. Газданова — «Призрак Александра Вольфа», постановка
же называется вроде бы — «Я приду завтра». Неуверенность возникает
потому, что наименование спектакля на программке обозначено импортным
шрифтом. Раздражая, может быть, наборщика типографии, попробую здесь
перерисовать то, что он набрал — «J’ll come tomorrow». Остаётся
надеяться, что среди зрителей новой работы театра окажется немало
полиглотов.
Сразу скажу, что не менее чем заглавие, сложен, затемнён
и сам спектакль. Не мешало бы перед просмотром прочитать роман Г.
Газданова, но так как подобной возможности у нас пока нет, то
приходится, напрягая всё своё внимание, вникать в суть происходящего на
сцене по ходу спектакля, распутывать клубок противоречивых
взаимоотношений действующих лиц. Однако, прежде чем окунуться в
головоломную атмосферу постановки, вобьём два основополагающих
колышка-постулата в начале пути: во-первых, невозможно прозаическое
произведение без потерь и значительных искажений в содержании, стиле и
даже смысле перенести на сцену; и, во-вторых, даже если инсценируется
гениальный роман, это вовсе не значит, что и спектакль получится
гениальным. Поэтому забудем утверждение автора инсценировки и
постановщика спектакля заслуженного артиста РСФСР Н. Ширяева, будто бы
«читать романы Газданова удивительно легко», и посмотрим, что же
получилось на сцене.
Начало спектакля, что и говорить, интригует,
завораживает. В абстрактно-символическом интерьере «замысловатые»
коряги-корневища, простые стулья и кубические чёрные конструкции
(художественное оформление, как и музыкальное, осуществил сам режиссёр
Н. Ширяев) возникают пластично танцующие фигуры, облитые кровавым
зловещим светом. Один за другим выходят к рампе исполнители ролей —
звёзды тамбовского театра: заслуженные артисты России Валентина Попова
(Елена Николаевна), Михаил Березин (Вознесенский), Виктор Катушенко
(Александр Вольф), артист Юрий Томилин (Журналист). Плюс ко всему так
называемый закадровый голос роняет в притихший зал вселяющее страх
слово — «убийство». И — начинается действие…
Вернее — бездействие. Да, чего не хватает спектаклю, так
это — действия. Спектакль статичен. Содержание состоит в воспоминаниях
и рассуждениях персонажей. Но то, что работает, видимо, в романе — не
срабатывает на сцене. Многознаменательно в этом плане то, что одна из
самых многоречивых и информационно насыщенных ролей в постановке —
роль… закадрового голоса. Такой приём всегда обедняет зрелищность
театральной постановки.
Автор спектакля прилагает немало усилий, дабы оживить,
взбодрить действие, украсить его. Отсюда изобилие танцевальных номеров,
которые служат, как бы фоном всему происходящему на сцене,
своеобразными иллюстрациями к содержанию, выраженными в пластике.
Причём, если в предыдущей премьере — по А. Н. Толстому — танцевали
профессионалы из ансамбля «Цвета радуги», то на сей раз тамбовская
труппа изыскала, так сказать, внутренние резервы. И, надо признать,
молодые драматические актёры Елена Фёдорова, Юрий Орлов, Виктор Фёдоров
и Алексей Дульский танцевали красиво, вдохновенно, вполне
профессионально (балетмейстер Е. Дегиль).
Добавляли романтичности и, я бы сказал, театральности в
действие на сцене свечи, возжигаемые то и дело в большом количестве,
стихи, вдруг заменяющие прозаический текст, экспрессия в монологах и
диалогах. Экспрессии, кстати, было, может быть, и через край. Особенно
это относится к Журналисту. Юрий Томилин, создавая образ
писателя-неудачника и убийцы, мучающегося воспоминаниями о своём
военном прошлом, всё время буквально кричит, истерично вопит, педалируя
возбуждённую истеричную натуру своего героя.
Но, с другой стороны. Ю. Томилину, может быть, в чём-то
даже и повезло. По крайней мере, он действует на сцене, произносит
страстные монологи, то и дело вступает в диалоги с другими действующими
лицами. В то время как остальным артистам (и каким артистам!) играть по
сути нечего. Конечно, может кто-то возразить, настоящий артист и
крошечный эпизод способен сыграть так, что создаст живой характерный
образ. Но в данном случае дело в другом: в инсценировке заявлены
центральные сквозные полнообъёмные роли, но они не наполнены
содержанием и потому нашим прекрасным заслуженным артистам приходится
порой чуть ли не по четверти часа застывать на сцене в манекенных
позах, играя роль не живого героя, а скорее — части интерьера, этакой
скульптуры…
Я сейчас, само собой, выражаю точку зрения только той
части зрителей, которую новая работа тамбовского театра удовлетворила
не вполне, не захватила, не увлекла. Не увлекла настолько, что в самые
патетические моменты спектакля зритель этот мог хладнокровно
размышлять, например, о том: зачем же, мол, В. Попова, то бишь Елена
Николаевна, на сцене прикуривает, а В. Катушенко и вовсе, судя по
всему, для собственного удовольствия и с наслаждением выкуривает не
торопясь целую папиросину. Зачем? Ведь клубы табачного дыма над сценой
отвлекают внимание зрителей, смешат. К тому же в табаке содержится 4
(четыре!) тысячи химических соединений, из которых 52 канцерогена — не
надо бы его рекламировать. И ко всему прочему курение в театре —
пожароопасная штуковина. Я, кстати, дважды был свидетелем пожаров на
сцене: во время гастролей Орловской труппы в Севастополе и в Московском
театре-студии Спесивцева — неприятная, скажу вам, вещь…
Впрочем, ради справедливости, надо сказать, нашлось и
немало зрителей на премьере, которым «сценическое прочтение романа
Гайто Газданова» понравилось. После занавеса звучали аплодисменты,
артистам вручались цветы. Что ж, это легко объяснимо. Всегда среди
любителей театра есть поклонники именно подобной театральности на
сцене: чтобы всё было красиво, отвлечённо, возвышенно, романтично и не
совсем понятно. Вполне понимаю этих восторженных зрителей, коим надоели
гиперреалистические колхозные, производственные и
партийно-комсомольские пьесы предпоследних лет.
Может привлечь и увлечь зрителя и тема постановки «Я
приду завтра». Повторяю, сюжет понять трудно: когда-то, в годы
Гражданской, нынешний Журналист пристрелил Александра Вольфа на
пустынной дороге, но, оказывается, не до конца. А Журналиста, в свою
очередь, чуть не прикончил тогда же Вознесенский со товарищи, но не
успел. Теперь они все сталкиваются- встречаются через много лет в
эмиграции. Кроме бывших счётов друг к другу, их взаимоотношения
запутывают и отношения каждого с Еленой Николаевной…
Но сюжет, может быть, и не так важен даже тем зрителям,
которых восхитил спектакль. Главное, они ощутили дух, лейтмотив
произведения писателя-эмигранта — одиночество на чужбине, кровавое
трагическое прошлое героев, неизбывная ностальгия. «Понять
по-настоящему пространство можно только в России», — вырывается из души
Александра Вольфа. К тому же в основе содержания романа Г. Газданова
лежит преступление, смерть — что всегда завораживающе действует на
зрителя (читателя). «Я пропустил свою смерть», — то и дело повторяет
заглавный герой романа. А Журналист, в свою очередь всё твердит и
твердит о притягательности убийства…
И в конце добавлю: после целой серии зарубежных комедий,
вереницей прошествовавших по тамбовской сцене, театр наш обратился к
материалу отечественному. Изыскания неожиданны, ставят, может быть, в
тупик, вызывают недоумение, но — лиха беда начало. Последние лет по
крайней мере 10-12 репертуар Тамбовского облдрамтеатра вызывает споры и
недоумения у зрителей и критиков, да и, вероятно, у самих артистов.
Возможно, теперь поиски приведут к формированию репертуара, который
возродит горячий и широкий интерес тамбовчан к театральному искусству.
По крайней мере, аншлаги на первых премьерах нового
сезона подтверждают, что репертуарные поиски театра уже вызывают
любопытство у тамбовского зрителя.
Поживём — увидим.
/1994/
_____________________
«Тамбовская жизнь»,
1994, 24 ноября.
|