Литературный трагифарс

Тамбовский прозаик Василий Кравченко в последние годы тяготеет к жёстким, трагичным, злободневным сюжетам. В своё время появился в «Тамбовской правде», а затем был опубликован в сборнике «Личное дело следователя Дудникова» рассказ В. Кравченко «Ошибка». Хулиганистый, как и многие в этом возрасте, паренёк попадает в Афганистан, сталкивается лицом к лицу со смертью, насилием. Домой из армии он возвращается совершенно другим человеком. Теперь-то вот и жить и переделывать нашу болотную гнусную действительность. Но переродившемуся Борису Фирсову места в нашей жизни пока нет. Происходит страшная ошибка, и родная мать во дворе собственного дома сжигает горячо любимого сына, облив его бензином.

Потом появились в печати и другие «тяжёлые» рассказы В. Кравченко: «Не дай ему детей!» — о грязных похотливых поползновениях сына-лагерника к родной матери, приехавшей его навестить. Или история о том, как молодая жена приводит в дом клиентов, ублажает их, дабы поддерживать сносное существование мужа, искалеченного в Афгане («Невидимый фронт»)…

А наиболее критическо-жёсткое начало в творчестве В. Кравченко проявилось в только что вышедшем сборнике повестей «Лицедеи». Сразу надо сказать, что вещь, давшая название книге, представляет, кроме всего прочего, интерес и тем, что местный, тамбовский, колорит играет в ней весьма значимую роль. Действие в повести, как и во многих произведениях В. Кравченко, разворачивается в городе Лысогорске, в котором нетрудно угадать благословенный наш град Тамбов. И ещё особый интерес состоит в том, что главные герои «Лицедеев» — писатели, поэты, сама Литература. И за масками персонажей узнаются реальные лица: в поэте Синичкине, прозаике Беломестно-Двойнинском, критике и молодом пиите Горюнове, в колоритных фигурах других героев легко разглядеть «живых» представителей тамбовской литературы и прессы.

В центре повествования — два брата-близнеца Огородниковых. Талантливый Пётр, публикующийся под псевдонимом П. Родников, на время уезжает из Москвы и уступает своё место и своё славное имя брату Павлу, пишущему ремесленные конъюнктурные стихи под псевдонимом П. Городников. Сам же Пётр совершенно под чужим именем обосновывается временно в провинциальном Лысогорске. Два брата представляют собою как бы две ипостаси современной литературы — и Тамбовской, и российской вообще. Эта повесть о Литературе реалистична, поэтому в ней много грусти, иронии, сарказма. Ведь дела в нашем литературно-издатском королевстве отнюдь не благополучны. Вот завотделом поэзии столичного журнала говорит поэту:

«А ты сам встречал очень талантливые стихи? А если и встречал, то не скажешь, потому что свои считаешь лучше всех. И правильно. Зачем же писать, если знаешь, что пишешь плохо. Все пишущие — гении. В собственном представлении. Хотя все знают, что гений рождается раз в столетие…»

Ещё более горько и всеобъемлюще суждение Петра Родникова о болезнях Литературы:

«Здесь, в Лысогорске, либо в другом подобном богоспасаемом городе можно тупеть, положившись на то, что тобою руководят разумные начальники, и они знают, куда ведут тебя, а ведут непременно вперёд, ко всеобщему благоденствию, а ты должен суетиться, мельтешить, обвиняя их в том, что ведут они слишком медленно, надо бы быстрее, и вообще с нашим братом следует покруче обращаться для пользы дела, а то ведь мы такие… Это похоже и на критику, и на самокритику, и нравится начальству. Называть своих пастырей ворами и карьеристами нельзя, это грубо, невоспитанно и вообще они миром мазаны, разве они могут… Впрочем, на такое мало кто решался. Эта полуправда и полусмелость рождают полулитературу. Каждый ли мог бы решиться в свое время написать “Ювенильное море”? Авторское тщеславие в слабом характере берёт верх, и в результате пишутся вещи, в публикации которых автор уверен на все сто процентов, но которые не служат ни Богу, ни людям…»

Слова покаяния, которые стоило бы написать многим тамбовским литераторам предыдущих поколений.

Ну и, конечно, зарисовки Лысогорска, суждения о нём, картинки повседневного лысогорского быта несут дополнительную смысловую нагрузку для тамбовского читателя. Герои повести снимают комнаты в домах на тенистых уютных улицах, обедают в кафе, заглядывают в пивнушки, посещают Дом печати, работают в архитектурном управлении… Весь этот фон подан узнаваемо, фотографически точно, а порою и в сатирическом освещении. Вот Пётр Родников впервые видит Лысогорск:

«Привокзальная площадь со всех сторон затенялась высокими и густыми тополями, на которых гнездилось вороньё… За тополями виднелись пакгаузного и барачного типа здания, часть из которых были прикрыты красочными фанерными щитами с призывами: “Лысогорцы! Сделаем наш город городом высокой культуры!”, “Народ и партия едины!”, “Слава КПСС!”.

А посредине площади в миллиардах брызг сверкал многоступенчатый фонтан… Казалось, что какой-то нищий босяк сорвал с монарха корону и водрузил на свою лохматую, вшивую голову, настолько нелепо было явление фонтана на такой площади. “Не здесь ли Платонов писал свой «Город Градов», — подумал Пётр. — И градовцы тоже, получив от государства двести миллионов и не зная на что их употребить, стали рыть канал в Персию”…»

Мы-то, читатели, отлично знаем: здесь, именно здесь писал «Город Градов» Андрей Платонович Платонов…

Кроме «Лицедеев», в новый сборник В. Кравченко вошли повести «Коллапсары» о трагической судьбе пьяницы, «Зачатие», продолжающая тему о неумении любить и быть любимым, «Звонок» — об агонии партократии и «Лёнька Брыксин» — повесть-жизнеописание о человеке, никак не вписывающемся в колхозно-коллективно-советскую действительность.

И в этих произведениях многих героев можно назвать «лицедеями», которые, напялив на себя различные маски, тщательно прячут от людей подлинное своё лицо. Это хроническая и весьма широко распространённая болезнь нашего общества — лицедейство.