Чистые плёсы прозы

Новый сборник прозы Василия Афонина «Вечера» (М.: Современник, 1984) композиционно выстроен так: в начале помещены восемь рассказов, в конце — две повести, а в сердцевину книги поставлено произведение «Чистые плёсы», которое автор по жанру определил как этюд и посвятил памяти Юрия Казакова. Так вот, как раз «Чистые плёсы» представляют для рецензента наиболее острый интерес.

В этом этюде — и писательская автобиография, и творческое кредо автора. Произведение насыщено размышлениями о литературе, предназначении художника слова, творческих методах в прозе, наполнено оно спорами с критикой и утверждением своего творческого «Я».

В центре повествования — писатель Камышов, который «старался фразу строить точно, чтобы она была правильно развёрнута, была упругой и гибкой. Стремился складывать абзацы из таких строк, где каждое слово стоит на своём месте, и если вынуть какое-то из них, то не сразу найдёшь взамен или же совсем не найдёшь. Он так делал, помня усмешливое выражение по этому поводу одного из любимых своих писателей, что, ежели правильно расставить слова, получится хорошая проза. Но мало кто умел правильно расставлять слова».

Цитата получилась, конечно, длинноватой, но — где её можно было прервать? Каждое предложение в ней, вся мысль целиком чрезвычайно важны для осознания и восприятия творчества В. Афонина. Что языку он придаёт первостепенное значение, было ясно ещё с первых же его опубликованных книг «В том краю», «Последняя осень», «Клюква ягода» и других. Вот и в новом сборнике есть произведения, которые сюжетом, может быть, и не увлекут читателя, но уж стилистической отделкой обязательно обратят на себя внимание. Я имею в виду рассказы «Михайловская роща», «Когда черёмуха цвела», «Вечера», повесть «Зимний путь». Кстати, с сюжетом у автора — и он это сам признаёт устами своего персонажа — отношения, можно сказать сложные.

«Позже, разобравшись как-то в жанрах и формах, Камышов не научился строить сюжета и никогда не жалел об этом, не стараясь нарушать естественного течения письма, писал, как писалось — само по себе…»

Далее автор говорит, что никогда не соглашался и не согласится с критиком, упрекавшим его в этом «просчёте». И это действительно не просчёт, а сознательно избранная В. Афониным творческая дорога. И, конечно же, нельзя не согласиться, что «куда как труднее сделать цельной вещь, совершенно лишённую всякого сюжета». В общем-то, сказать «всякого» будет в какой-то мере преувеличением. Все же абсолютно без сюжета пишутся лишь так называемые «новые романы». В афонинских же вещах почти всегда есть некий событийный стержень, который и формирует всю плоть содержания. Например, в повести «Зимний путь» дан один день из жизни деревенского парнишки Шурки, описана его поездка в лес за дровами. И вот это одно предложение, составляющее внешнюю суть произведения, автор развёртывает до объёма семидесяти книжных страниц: читатель воспринимает вместе с маленьким героем повествования окружающую сибирскую природу, узнаёт всю судьбу мальчонки-мужичка, игры, забавы и заботы деревенской ребятни послевоенного времени. И всё это читается с интересом, написано, как уже говорилось, такой прозой, что «каждое слово стоит на своём месте».

Теперь об автобиографичности. Она ощущается без преувеличения в каждом произведении сборника. Писатель «старался писать о том, что пережил лично, либо чему был непосредственным свидетелем». Мне кажется, вот эта автобиографичность и плюс «бессюжетность» становятся причиной того, что большинство вещей В. Афонина не имеют конца, обрываются резко и на вздохе. Притом речь идёт не о пресловутом «открытом» конце, который даёт возможность читателю самому выбрать тот или иной вариант разрешения конфликта, а именно — об отсутствии всякой развязки. Это относится к рассказам «Когда черёмуха цвела», «Подъезжая под Раздоры», «Смятение», повести «История одной семьи»…

В последней, например, В. Афонин анализирует художественными средствами трагедию растворившейся в быте любви. В первой части картина даётся через внутреннее «я» мужа, во второй части — глазами жены. Этот известный в литературе приём позволяет автору обрисовать семейный затяжной конфликт скрупулёзно, выпукло и зримо. И всё же… Повесть заканчивается неожиданной фразой: «Вот так мы живём сейчас. А что будет дальше, я не знаю». Не знает героиня. Не знает, естественно, и автор. Завязка драмы есть, развязки нет. Здесь В. Афонин использует свои творческие методы: даёт как бы срез жизни, фотографию конфликта. Но в данном случае читатель может остаться неудовлетворённым ролью беспристрастного стенографа, показавшего кусочек действительности, но не желающего исследовать анатомию конфликта до конца…

Однако в «Чистых плёсах» В. Афонин сам установил для себя творческие законы, по которым, как известно, и нужно строить суждение об его прозе. В этом этюде есть ещё немало моментов, достойных подробного разбора (чего стоят, например, злободневные размышления о возрасте входящих в литературу современных «молодых» писателей!), но тогда придётся впасть в крайность и процитировать всю вещь целиком. Упомяну лишь, что в этом произведении не отмечена та существенная черта творчества автора, которая в сжатом виде нашла своё выражение в аннотации к сборнику: «Томский прозаик хорошо знает деревню, интересно пишет о городе». Наглядным доказательством этого суждения могут служить две помещенные рядом повести «Зимний путь» и «История одной семьи». Обе обладают несомненными литературными достоинствами, несут на себе печать, как говорится, авторской компетентности и при этом первую из них можно смело отнести к типично «деревенской» прозе, вторую — к «городской».

К слову, в «Вечерах» есть произведения, открывающие для читателя новые грани в даровании В. Афонина и резко выделяющиеся из общего ряда его прозы. Взять хотя бы рассказ «Вторичное сырьё», где обрисован крупными и резкими штрихами даже в каком-то шаржированном виде и с элементами фельетона (вот уж что мало свойственно прозе автора) тип современного хваткого и делового руководителя. Но и это произведение, вызвав, может быть, удивление у читателя, отнюдь не разочарует его, потому что — жизненно, потому что — реалистично, потому что, как принято писать в рецензиях, — заставляет задуматься…