Дебют прозаика

У каждого тамбовчанина-книголюба имеется, наверное, отдельная полка в домашней библиотеке, где собирает он произведения земляков. Только что на этой полке появилась небольшая книжка в голубой мягкой обложке — «Дипломная практика» Валерия Аршанского. Первый сборник прозы журналиста из Мичуринска, выпущенный Центрально-Чернозёмным издательством, включает в себя две повести.

Интересно знакомство с новым для себя автором начинать с произведения, название которого вынесено на обложку. Естественно предположить, что писатель сам считает его наиболее удачным и типичным для своего творчества. Повесть «Дипломная практика» читается с интересом. По форме она представляет собой в основном лирическую исповедь молодой девушки Полины Стрепетовой в виде отрывков из её дневника и писем к любимому парню. Полина заканчивает строительный техникум и проходит дипломную практику на стройке. В повествовании художественными средствами показывается, как наивная беспомощная девчонка, столкнувшись с жизнью, буквально в считанные дни взрослеет, начинает чувствовать ответственность за всё, что происходит вокруг.

В одной из последних записей дневника героиня пишет: «… именно за эти два последних месяца переступила я порог во взрослый мир и вошла в ту таинственную пору самостоятельности, которая раньше виделась мне только через узенькую щёлочку собственного жизненного опыта». Полину начинают волновать уже такие, например, проблемы: как избавиться на стройке от летунов и пьяниц? Почему в том же техникуме не учат будущих мастеров и прорабов общению с людьми, обращению с подчинёнными?..

Автору удалось как бы перевоплотиться в свою юную героиню, показать её ещё не устоявшийся, формирующийся характер, подстроиться под манеру и тон подросткового голоса и языка практикантки. Глазами Полины мы видим профессию строителя, будни современной стройки. Привлекает в «Дипломной практике» и то, что чувствуется любовь автора к своей героине, потому и получилась она такой достоверной, живой. Полина признаётся в дневнике: «Я теперь понимаю, что значит для людей литературы и искусства вдохновение». Повесть «Дипломная практика», представляется, создана как раз по вдохновению, потому и достоинств в ней оказалось больше, чем недостатков.

К последним можно отнести некоторые мелочи смыслового плана. Например, Стрепетова наблюдает, как «рабочие длинными арматурными стержнями прошуровывают бетонное месиво, заставляя его плотно-плотно забивать всё тело деревянной опалубки». Наверное, только сам бетон можно назвать «телом» конструкции, а опалубка — это, скорее, её «одежда». И не совсем понятны сетования в этой сцене героини на отсутствие механизации в работе бетонщиков. Куда же, интересно, подевались электровибраторы, которыми уплотняют бетон на любой и каждой стройке по крайней мере последние двадцать лет? В другом месте повести название вальса «Фрюлингскиндер» переводится героиней (автором?) как «Друзья весны», хотя «киндер» по-немецки значит дети, а не друзья. Впрочем, подобных мелочей не так уж много в «Дипломной практике».

К более серьёзным просчётам автора надо отнести неубедительность поведения Полины, когда она написала заявление в прокуратуру на бригадира Дацко, что, дескать, тот посягнул на её «девическую честь»… Трудно поверить, что юная героиня по своей воле, а не по воле автора пила весь вечер с Дацко, пошла к нему чуть ли не ночью в холостяцкую комнату, спровоцировав его тем самым на «бурное объяснение в любви», закончившееся, кстати, для неё счастливым побегом, а затем сумела перешагнуть через девический стыд и обратилась в прокуратуру с просьбой наказать «злодея».

Но в общем, повторяю, повесть, написанная в так называемом «молодёжном» русле современной прозы, должна понравиться многим читателям.

«Последняя трасса» — более уязвимое в критическом плане произведение. Нет в повести выдержанности стиля, она загромождена сухим газетным языком. «Секретарь парторганизации СУ-14 в тот день с глубоким обоснованием актуальной темы делился на городском семинаре партийных вожаков опытом мобилизации коллектива газостроителей на выполнение встречного плана и повышенных социалистических обязательств». Или ещё: «На десятки тысяч километров растянулась по стране кровеносная энергетическая система. И всё равно трубопроводный транспорт далеко не исчерпал себя: топливная энергетика — повышенная гарантия бесперебойного снабжения углеводородным сырьём индустриальных районов».

Правда, автор иногда словно вспоминает, что пишет он не газетную передовицу, а художественное произведение, и пытается внести в язык повести стилистическую живинку. Появляются словечки типа «кранты», «ишачить» или вычурные красивости вроде «нахальная длань» (рука), «рыдван из скорбного ряда» (старая машина), «поощрения шли по целевому назначению — в местный продовольственный магазин со штампом на чеках “гастрономия”…» (премии пропивались) и т. д., и т. п. Такой небрежный и безликий язык мешает, конечно же, восприятию повести.

Вызывает недоумение и образ главного героя — прораба-газостроителя Ламтюгина. Именно его попытался В. Аршанский вылепить объёмно, колоритно и, не в пример прочим персонажам (обрисованным схематично и бегло), — запоминающимся своими экстравагантностями. Каков же собой Ламтюгин? Если Полина Стрепетова из «Дипломной практики» только начинает путь строителя, то Ламтюгин его заканчивает: в повести он строит свою последнюю трассу и уже хлопочет о пенсии. С одной стороны, он — опытнейший строитель трасс, передовик производства, умелый и авторитетный руководитель. С другой — в отношениях с начальством бравирует подростковой ершистостью, а в отношении подчинённых одобряет «педагогические приёмы» бригадира Болдина, который любил беседовать с нарушителями дисциплины за вагончиком. После подобных бесед провинившийся ходил трезвым, однако «с лиловым подглазьем или фиолетовым ухом». Но самое поразительное то, что сам Ламтюгин не прочь выпить по случаю и без случая: упоминания об этом, как само собой разумеющемся, разбросаны по всей повести. Больше того, Ламтюгин, оказывается, ещё и любитель женского пола, и не только является двоеженцем в полном смысле слова, но и посягает при случае на жену ближнего своего — того же бригадира Болдина. Прибавим ещё умение Ламтюгина петь задушевно сентиментальные песни и крепко выражаться, широту натуры в отношении, например, денег и стремление к славе победителя в соцсоревновании двух участков чуть ли не любой ценой…

Все мы знаем, что человек сложен, что в нём уживается плохое с хорошим, и открытия здесь В. Аршанский не делает. Но внове то, что можно, оказывается, живописать своего героя, так сказать, с холодным сердцем, не чувствуя к нему ни любви, ни ненависти, смешивая в его образе плохое и хорошее без всякой цели. Потому Ламтюгин как литературный герой получился непонятным. Непонятным прежде всего потому, что не ощущается авторского к нему отношения. В финале повести он, автор, «приговаривает» своего противоречивого героя без какого-либо смысла к смерти через сердечный приступ, но это не более как литературный приём развязки. На похоронах один из персонажей констатирует, что смерть для Ламтюгина — «лучшее искупление всех его грехов», но это воспринимается ненужным пустословием: надо же что-то сказать о герое, к которому равнодушен, «под занавес»…

Впрочем, стоит ли так подробно доказывать, что первая книга В. Аршанского оставляет двойственное впечатление? Повесть «Дипломная практика» можно отнести к творческим удачам автора, повесть же «Последняя трасса» — к неудачам. Читатели вправе надеяться, что следующий сборник начинающего прозаика из Мичуринска будет содержать произведения пусть и не бесспорные по существу, но более совершенные и отделанные в художественном отношении. А то, что у читателей обеспечен интерес к книгам В. Аршанского, можно не сомневаться, ведь производственная тематика — это своеобразная целина в творчестве тамбовских прозаиков