Поэты не умирают
Уже в который раз повторилась на Руси нелепая история:
только дождавшись смерти поэта, мы заговорили о нём всерьёз. Почему же
привыкли мы принижать поэтов при их жизни? Почему упорно отказываем им
в подлинном признании, стараемся изо всех сил подчеркнуть и повторить;
что-де пророков в нашем родном Отечестве не было, нет и быть не может?
Самый гнусный урок истории состоит в том, что уроки истории никого и
ничему не учат.
Семён Семёнович Милосердов умер в 1988 году, и только
тогда начали воздавать ему должное. Только теперь пришли к читателю
стихи, которые существенно дополнили, дорисовали лик поэта, обогатили
наше представление о нём. Как обрадовался бы Семён Семёнович, увидев
солидную подборку своих творений в столичном журнале «Наш современник»,
как счастлив был бы подписать в печать сборник своей любовной лирики
«Люби меня, люби», недавно выпущенный в Тамбове за счёт средств вдовы
поэта и спонсора — областной детской библиотеки. Ощущение творческой
удовлетворённости доставила бы ему, конечно, и книжка стихов «Белые
колокола», вышедшая только что в Центрально-Чернозёмном книжном
издательстве, ибо в этом сборнике наконец-то опубликованы его стихи,
посвящённые сложным страницам истории Родины, собственной биографии.
Хотя… Хотя, не могу не сказать, что тираж «Белых колоколов»
просто-напросто оскорбителен для памяти С. Милосердова — стандартные 2
(две) тысячи экземпляров.
Да, полки с поэтической литературой в книжных магазинах
Тамбова завалены книжками и книгами, томами и томищами разных столичных
стихотворцев — неохотно их покупают. Но, убеждён, сборничек С.
Милосердова «Белые колокола» быстро исчезнет с полок (если уже не
исчез), оставив многих читателей-покупателей в неведении, что такая
книжка вообще была в продаже.
Тамбовские любители поэзии прекрасно знают творчество
Семёна Семёновича, поэтому в этих заметках о последних сборниках «Люби
меня, люби» и «Белые колокола» (последних по времени выхода, но,
хочется верить, что стихи его будут издаваться ещё и ещё) постараюсь
избежать обильного цитирования — лучше всё же попробовать приобрести
эти книги и внимательно, не торопясь почитать самим.
Хочу особо подчеркнуть, что две ипостаси
Милосердова-поэта особенно ярко проявились в этих сборниках — лиризм
души и трагизм биографии. Лирика нашего земляка — из той же поэтической
реки, что и поэзия Сергея Есенина, Николая Рубцова. Прочитаешь, к
примеру, стихотворение «Дровокол Митя» и, даже не подозревая ранее о
том, что С. Милосердову близок по духу вологодский прекрасный поэт,
догадаешься об этом и совсем даже не удивишься, обнаружив чуть далее
стихи, уже впрямую посвящённые памяти Н. Рубцова:
По весне оттайки, что
утайки,
во дворе кричали петухи, —
шёл я на твои лесные байки,
на печально-светлые стихи.
А иные строки С. Милосердова перекликаются со строками,
с поэтической образностью и с лирическим настроением С. Есенина. Вот, к
примеру, вслушайтесь:
Отголосил, отплакал
над старым лесом век…
Не о подражании речь, и не о сопоставлении, речь — о
поэтической родственности, общности поэтических настроений. Только
впитав в себя творчество другого поэта, осмыслив его и пропустив через
собственную душу, можно преодолеть чужое влияние и написать посвящение,
свои строки, но удивительно перекликающиеся по мелодии с поэзией того
Мастера, которому посвящаешь свои стихи.
Созвучий полон лес
осенний.
Как будто в тихий сон реки
не клёны листья, а Есенин
роняет золото строки.
Вообще, надо сказать, что С. Милосердов был
профессионалом в поэзии. Профессионалом в полном и самом лучшем
значении этого слова. Он был мастером импровизации, умел сочинить
интересные, не без поэтического блеска «датские» стихи по случаю
праздника или какой-либо юбилейной даты. Это — ценное качество в поэте.
Как и ценнейшее качество, без чего вообще невозможна поэзия, — умение
родить яркую, ёмкую метафору, запоминающееся сравнение: «Куст черёмухи
— белый гудящий колокол…» Или: «Кузнечик с бараньей мордой…» Верный
также признак поэтического мастерства — умение в восьми строках поднять
и свежо показать проблему, о которой написаны уже сотни статей,
романов, поэм. Я имею в виду стихотворение «Петух», где об умирании так
называемых неперспективных деревень поэт поведал образно, метафорично —
один-единственный оставшийся в округе уже «никак не может докричаться
до своих сородичей петух».
Особая тема в поэзия С. Милосердова — лагерная. Сам
попав в мясорубку репрессий, хлебнув гулаговского лиха, поэт создал
свой поэтический вариант «Архипелага ГУЛАГ». Я не знаю, все ли, не все
ли стихи тамбовского поэта на эту тему теперь опубликованы, но и те,
что включены в сборник «Белые колокола» — это уже, несмотря на малый
объём, целая книга в книге. Каждое стихотворение — как рассказ или
повесть. И как бы видишь воочию, наглядно воспринимаешь трагедию
поколения советских людей, истерзанного болью, ложью, рабством.
Потрясающи по смыслу следующие строки из стихотворения С. Милосердова
«Жили памятью...»:
И, как в лагере нас
ни морили,
как ни рыскала смерть за плечом,
всё равно мы Россию любили,
были сердцем всегда — с Ильичём...
Только в России, наверное, было такое массовое
ослепление, такая чудовищная болезнь разума у тысяч людей, которые,
погибая, благословляли своих палачей, боготворили палаческий строй. Как
же обидно, что лишь десятки, единицы даже людей, только личности вроде
Ивана Алексеевича Бунина с самого начала видели весь ужас
происходящего, трезво оценивали губителей великой России. В то время,
как истерзанные и униженные герои стихов С. Милосердова были «сердцем
всегда с Ильичём», И. Бунин писал об истории страны: «Но вот наконец
воцаряется косоглазый, картавый, лысый сифилитик Ленин...» (Цитирую по
книге «Окаянные дни»). И грустные поэтические строки С. Милосердова, и
желчно-суровые прозаические строки И. Бунина — два воззрения на одну и
ту же историю одной и той же страны. И как хорошо, что мы имеем теперь
возможность узнавать разные, диаметрально противоположные точки зрения,
самим решать, какая из этих точек нам ближе.
Кстати сказать, в стихах Семёна Семёновича зримо
проявляется его характер. Несмотря на все удары судьбы, он сохранил до
конца дней своих добрую интеллигентную душу. Это был прекрасный
человек, удивительно незлобивый для современного литератора. И вполне
закономерно и оправданно завершает сборник «Белые колокола»
программное, можно сказать, стихотворение — «Не таю обиду». Здесь поэт
утверждает: Природа, Мир, Жизнь не виноваты в его исковерканной
молодости...
И хочу под занавес заметок этих покаяться. В бытность
мою журналистом «Комсомольского знамени» я готовил к печати обзоры
поэтической почты, которые писал для нас Семён Семёнович. Он, кстати,
был и очень талантливым наставником юных поэтов, успешно руководил
многие годы литобъединением «Радуга». Так вот свои обзоры Семён
Семёнович всегда подписывал так: «Поэт, член Союза писателей СССР С.
Милосердов». И, каюсь, я упорно раз за разом вычёркивал из его подписи
слово «поэт». Мне по молодости казалось, что поэтом величать самого
себя нескромно, это — почётное звание, присуждаемое поэту широкой
общественностью. Не понимал я тогда, что Семён Семёнович Милосердов
просто-напросто констатировал свою профессию, свой статус в этом мире.
Он был действительно — Поэт.
А поэты, как известно, не умирают, ибо остаются их стихи.
/1991/
_____________________
«Тамбовская жизнь»,
1991, 23 октября. |