Хаос в зеркале литературы

Александр Михайлов — «чиновник от литературы», «литературный генерал». Так порою называют его в пылу газетно-журнальной полемики иные чересчур разгорячённые кипением перестройки «литературные революционеры», «нигилисты от литературы». В переводе на нормальный деловой язык должность известного критика и литературоведа А. Михайлова называется так: первый секретарь правления Московской писательской организации. Сегодня он гость «Воскресения».

— Александр Алексеевич, ходят слухи, что Вы оставляете свой секретарский пост — так ли это?

— Я был избран на этот пост три года назад на альтернативной основе. Срок мой истёк. Я считаю — это моё убеждение, — что нам, людям старшего поколения, надо уступать дорогу молодым на всех направлениях: политическом, общественном, да и литературном тоже.

— А Вы уверены, что на смену именно Вам придёт именно молодой писатель?

— Мне хотелось бы этого. Постараюсь идею эту обосновать на отчётно-выборном собрании, которое состоится в ноябре, буду призывать писателей к омоложению руководства.

— Александр Алексеевич, три года, что Вы возглавляли писательскую организацию Москвы, были, наверное, самыми бурными за всё время её существования. Вы согласны?

— Думаю, Вы правы. Эти три года были действительно самыми сложными. Обнаружились, проявили себя различные политические течения внутри писательской организации. Нет прежнего, я бы сказал, командного единомыслия.. хотя единомыслие то было, конечно, лишь внешним, его не было внутри. Сейчас всё это выплеснулось наружу. Выплеснулось не в самой лучшей форме. Полемики и дискуссии идут не просто острые, а — выходящие за рамки культуры. Это в общем-то скорбный, печальный итог трёхлетия, но он отражает жизнь всего нашего общества. Хотелось бы, чтобы писатели показывали пример в культуре отношений, но — увы…

— По идее, писатели должны влиять на окружающую жизнь, а получается — жизнь окружающая влияет на писателей?

— И не лучшим образом. Писательской средой перенимается атмосфера и поведение толпы. Этот тон, это навешивание ярлыков, эта ругань, за которую, как правильно писал недавно в «Правде» Борис Олейник, в бытовом обиходе просто пощёчину дают. А в печати это проходит.

— Как самое яркое проявление подобных «полемик» — январский инцидент в ЦДЛ. Только что суд приговорил ставшего известным не хуже иного писателя Осташвили к двум годам заключения. Что Вы можете сказать об этом?

— Я уже высказывался по этому поводу. Дело в том, что я не был свидетелем той истории. Когда же слушаешь очевидцев происшедшего в ЦДЛ — оценки полярно противоположные. Но все сходятся в одном: тот инцидент был провокационным и безобразным. Я не принимаю версии, что руководители «Апреля» сами пригласили Осташвили и его сподвижников. Хотя именно по их, лидеров «Апреля», распоряжению был в тот вечер открыт свободный доступ в ЦДЛ. Это — факт. Что же касается судебного приговора: он суров, не имеет прецедента, по крайней мере, в последние годы, но я не берусь его комментировать потому, что я полный профан в юриспруденции.

— А как просто человеку Вам близки или нет опасения, к примеру Владимира Бондаренко, что это может стать началом новых «массовых репрессий»?

— Насчёт новых массовых репрессий я не допускаю и мысли, но опасения такие есть, и не только у Бондаренко. Я тревогу этих людей понимаю: прецедент очень неприятный и тревожный.

— Одним из главных действующих, если можно так выразиться, лиц январского «спектакля» в ЦДЛ стал «Апрель». Возникла, Александр Алексеевич, эта оппозиционная писательской организации группа литераторов как раз в период Вашего правления. Как лично Вы относитесь к «Апрелю»?

— Я уже говорил раньше и мнение моё не изменилось: «Апрель» — это объединение политическое по своему характеру…

— Что не должно быть в литературе?

— Почему же? Ведь политикой не запретишь никому заниматься. Но я считаю: дело писателя — писать книги. Многие писатели, занявшись политикой, оказались плохими политиками. У секретариата писательской организации не было намерения конфронтации с «Апрелем». Меня лично сразу не устраивала странная формулировка, что «Апрель» создан при Московской писательской организации. Лидеры «апрелевские» заявили, что они намерены помогать секретариату с «левых» позиций, демократизировать его работу. Это не могло вызвать никаких опасений. Но слова «апрелевцев» часто расходятся с делом. Много устных и печатных заявлений делалось с их стороны против руководства писательской организации. Например, год назад объявили вотум недоверия нашему правлению. Но в последнее время, после неудачной попытки создать всесоюзный «Апрель», позиция их, как мне кажется, изменилась, стала более рассудительной. Сейчас они, к примеру, официально высказываются в пользу сохранения Союза писателей. Недавнее выступление на пресс-конференции Приставкина в общем-то было выдержано в миротворческом духе. Здесь он тоже высказывал претензии к Московской писательской организации, но они больше относились к газете «Московский литератор».

— А кроме «Апреля» ведь появились ещё и другие новые формирования внутри писательской организации?

— Да. Они не такие многочисленные, не такие голосистые. Заметны «Община», «Судьба человека», «Русский центр», хотя эта организация объединяет не только писателей. Здесь очень помогают русским беженцам из кавказских республик Тамара Пономарёва со своими сподвижниками. Главное дело писателя всегда было — писать книги, но и участие в благородных, милосердных акциях — это в традициях русской литературы.

— При Вас, Александр Алексеевич, кроме возникновения общественных формирований, произошло ещё одно большое событие в жизни писательской организации Москвы — создание своего журнала и своего издательства. Это Ваша заслуга?

— В моих предвыборных обещаниях речь шла о журнале и издательстве, но я бы не хотел преувеличивать здесь свою роль. Работал над этим весь секретариат. К тому же, мы  завершили начатое до нас — хлопоты о журнале и издательстве длились несколько лет. Журнал «Московский вестник» и издательство «Столица» сейчас набирают силу. «Столица», в частности, начала уже кроме книг создавать ещё и новые журналы — «Русский архив» и другие. Одним словом, московские писатели могут быть довольны. Ещё подчеркну, что главные редакторы «Столицы» Леонид Бежин и «Московского вестника» Владимир Гусев были избраны на альтернативной основе. Раньше этого никогда не было.

— Витает в воздухе такое мнение, что-де и «Столица», и «Московский вестник» ближе к «правой» стороне, и потому, дескать, «апрелевцы» в пику создали своё издательство «Пик» и альманах «Апрель». Так ли это?

— Издательство «Столица» и журнал «Московский вестник» должны быть общими для всех писателей Москвы, нейтральными, выражаясь сегодняшним языком, — плюралистическими. Для них должен быть один критерий — хорошее произведение, талантливая рукопись. Я думаю, в «Столице» и «Московском вестнике» подобрались люди достаточно широких взглядов и перекоса «вправо» или «влево» не допустят. Что касается издательства «Пик» и альманаха «Апрель», я, к сожалению, их программ пока не знаю.

— А ещё новые чисто московские литературные издания в ближайшей перспективе ожидаются?

— Сейчас газета «Московский литератор» меняет свой статус: теперь на её грифе нет слов «Орган парткома и правления писательской организации». По адресу этой газеты в последнее время звучит много нареканий. Она действительно представляется мне односторонней. Теперь она станет «Газетой московских писателей». Посмотрим, станет ли она плюралистичнее.

— Открещивание печатных изданий от парткомов, райкомов и прочих «комов» — примета сегодняшнего дня. Вообще коммунистическая партия переживает не лучшие свои времена. Вы, Александр Алексеевич, вступили в КПСС на фронте в 1943 году, являетесь, можно не сомневаться, убеждённым коммунистом. Как Вы относитесь к тому, что многие сейчас, в том числе и писатели, выходят из партии?

— Я отношусь к этому спокойно. Я действительно вступал в партию на фронте, как говорится, не корысти ради. Получил одну привилегию: идти первым в бой — воевал я в пехоте. Я понимаю, осознаю все ошибки своей партии, понимаю трудность её положения… К выходу из её рядов я отношусь спокойно. Только у меня вызывает чувство брезгливости, когда человек, кладя на стол партбилет, старается при этом облить партию грязью, помоями. И, как правило, эти люди делали на членстве в партии карьеру.

— Сам я не коммунист и, миловал Бог, никогда им не был, но тоже убеждён, что порядочные люди покидают партию молча, без эпатажа…

— Да, да. А ещё честнее было бы остаться в партии и сделать всё для исправления ошибок, её реабилитации в глазах народа.

— А, как по-Вашему, понятие «партийность литературы» осталось в наши дни?

— Осталось. К сожалению, в критике, в теории литературы это понятие ассоциировалось только с коммунистической партийностью, но партийность как категория — шире. Может быть и «беспартийная партийность» и даже «шовинистическая партийность». Писатель всегда выражает определённую позицию — партии, группы, прослойки, издания, наконец. Всё это — партийность.

— А как Вы относитесь к захвату почтенных газет и журналов, объявление их «независимыми»?

— Независимым периодическое издание не может быть. Я хотел бы спокойнее к ситуации отнестись. Сейчас такая борьба развернулась между секретариатом СП СССР и той же «Литературной газетой», такой сгусток взаимных обвинений, просто оскорбительных. Хотя Карпов, я бы сказал, более сдержан в своей аргументации. Вот в «Литературке» от 24 октября опубликована статья обозревателя газеты Олега Мороза. Просто неловко читать — самовосхваление какое-то: «…это была одной из лучших, если не самая лучшая газета страны…» Ну пусть об этом скажет читатель. Я тоже считаю «Литературку» неплохой газетой, но как раз во второй её части, не литературной. Однако, такая невоздержанность в слове её редакторов и сотрудников по отношению к Союзу писателей, к руководству СП, что просто неприятно читать. Хотя хотелось бы сохранить объективность, спокойно разобраться в конфликте. Думаю, это возможным стало бы на предстоящем пленуме Союза писателей, но посмотрите, что делает «Литгазета» — уже заранее, опережая события, в той же статье Мороза заявляется: если, дескать, на пленуме будет затеяна расправа и проработка ослушников, то «Литературная газета» ни в каких таких мероприятиях участвовать не будет… То есть, заранее дана оценка предстоящему пленуму, газета пугает его участников, сбивает с толку.

— Опять же речь идёт о культуре в писательской среде. Скажите в связи с этим, Александр Алексеевич, Вас как одного из руководителей устраивает уровень «культуры» в том же Центральном Доме литераторов? Не с этого ли, не с бытового ли уровня начинается? И разве от секретариата и правления в этом вопросе ничего не зависит?

— Да, бытовая сторона нашей писательской жизни культурой не блещет. Я вообще избегаю заходить в верхний буфет или ресторан ЦДЛ. Там такой разгул писательской и не только писательской «богемы». Верхний буфет превратился попросту в кабак: вечно грязная посуда, объедки на столах, пьяные витии… Вы правильно заметили: низкая культура в быту отражает низкий уровень культуры вообще в определённых писательских кругах. Недавно совет ЦДЛ возглавил поэт Григорий Поженян. Человек он решительный, волевой — пробует навести порядок. Некоторых завсегдатаев буфета даже отлучают на некоторое время от ЦДЛ.

— Как набедокуривших мальчиков?

— А что делать?

— Кстати, о «мальчиках». Неизбежен вопрос: в эти бурные три года легче или тяжелее стало жить в литературе молодым и начинающим?

— Легче не стало. Я много лет работал председателем приёмной комиссии — вопрос знаю. Молодым писателям как раньше, так и теперь трудно издаться, нелегко вступить в Союз писателей. Правда, в истории московской писательской организации был несколько лет назад вот такой случай: горком партии приказал омолодить организацию. Срочным порядком провели городской семинар молодых, который и рекомендовал настоятельно в Союз сразу девяносто четыре человека. Я как председатель приёмной комиссии и секретарь тогда ещё на общественных началах протестовал против этого. Но единственное, чего добился — растянуть приём этой «роты» на два-три года, чтобы не ущемлять права талантливых очередников. И что интересно: даже к исходу третьего года у шести из них оказалось нечего представить приёмной комиссии. Вот такой был не очень удачный призыв «ударников» в литературу.

Когда я возглавил Московскую писательскую организацию, я на расширенном секретариате предложил созвать семинар молодых и без всякой волокиты принять по-настоящему талантливых в Союз. Поддержки я не нашёл, так что первая моя акция на новом посту потерпела поражение. А жаль, среди молодёжи есть талантливые люди.

— Кто конкретно?

— Назову хотя бы тех, кто принят всё же в СП. Есть среди них с шумной славой, как, например, Татьяна Толстая. Есть без шумной славы, но люди одарённые. Я отношу к таковым Михаила Попова, моего студента по Литинституту: и стихи пишет, и прозу. Хорошую прозу! Или ещё — Константин Ковалёв: пишет книги серии ЖЗЛ — очень интересный молодой писатель.

— Вы, Александр Алексеевич, как я знаю, уже четверть века преподаёте в Литературном институте, ведёте семинар поэзии. Среди Ваших нынешних студентов растёт будущий Пушкин или будущий Пастернак?

— Сначала скажу, что Литинститут я тоже оставляю — считаю, что и здесь надо уступить место более молодым преподавателям. А поэзия… Вот я раньше стремился, чтобы у меня в семинаре непременно были хотя бы два-три «авангардиста», условно говоря. Сейчас же сплошь идут одни «авангардисты». Это одна сторона. А вторая — ведь стихи сейчас никто не читает. Я и своим студентам последнего набора внушал это. И в итоге у меня в семинаре из 22 студентов к четвёртому курсу сейчас осталось… шестеро. Поэзия переживает кризис. Она ищет, но пока новых путей не находит. Вот после первой «оттепели» был взлёт поэзии, а сейчас — взлёт публицистики. Она теснит и поэзию, и даже прозу.

— Да-а-а, пессимистично смотрите Вы на судьбу сегодняшней поэзии. Но ведь именно о поэзии Вы пишете как критик и литературовед. Видимо, «чиновничья» должность мешала Вашему творчеству в эти три года, и, надо предполагать, у Вас скопилось немало задумок, тем. Или Вы оставите критику как секретарство и Литинститут?

— Вы знаете, обширных планов я уже не строю — возраст не тот. Есть у меня заветная тема — Маяковский. Сейчас его пытаются «сбросить с корабля современности». Хочу защитить его. Маяковский — моя любовь с детства. Уже написал книгу «Мир Маяковского: взгляд из 80-х». Она лежит в издательстве «Современник», лежит из-за дефицита бумаги пока без движения. В книге я пытался снять с Маяковского глянец, наведённый сталинским «литературоведением», показать его истинную величину как поэта и личности, показать современность его поэзии. Также я участвую в подготовке трёхтомника «Маяковский в воспоминаниях современников» и возглавляю редколлегию по изданию его академического собрания сочинений. Что ещё? Недавно написал для газеты портрет Виктора Астафьева, глубоко уважаемого мною писателя. Написал статью о Борисе Шергине — он мой земляк, архангелогородец. Прекрасный писатель с трагической судьбой. Есть у меня ещё такой, я бы сказал, моральный долг пред памятью Фёдора Абрамова. Может быть, получится книга о нём… Так что, выходит, критику о современной поэзии я действительно оставил.

— Александр Алексеевич, в наши перестроечные дни принято во всех бедах и грехах, в хаосе жизни винить руководителей. Если на отчётно-выборном собрании предъявят счёт Вам, начнут на Вас, как говорится, вешать всех собак, обвинять в развале писательской организации — как Вы это воспримите?

— Сказать всё можно, конечно. Я и за эти три года комплиментов тоже не слышал на наших собраниях. А нередко слышал даже и ложь по своему адресу. Сначала возмущался, потом привык, что ли. Это — неизбежно. Для всех хорош не будешь. А серединная, центристская позиция, которой я стараюсь придерживаться, — она очень трудна. У Солженицына есть прекрасные слова по этому поводу, я их даже вырезал и вклеил в свой «Ежедневник»: «Труднее всего прочерчивать среднюю линию общественного развития, не помогают как на краях горло, кулак…» и т. д. Это — из «Красного колеса». Полностью согласен.