Границы смелости

По-моему, в названии сборника — «Молодая проза Черноземья» (Воронеж, 1988) — уже точно обозначены, если так можно выразиться, временные и пространственные рамки, которые как бы подразумевают определённые критерии в оценках. Это всего лишь молодая да к тому же региональная, местная, чернозёмная проза, так что давайте быть снисходительнее. Не будем пока говорить о стиле, языке, композиции и прочих специфических литературных сторонах произведений, поговорим о реализме, жизненности отображённого материала, авторской смелости.

На первый взгляд, в этом отношении в большинстве произведений «Молодой прозы Черноземья» всё в полном ажуре. Болячки сегодняшней нашей действительности зафиксированы-названы. Пьянство (Г. Александров, А. Косневич, В. Семёнов), запустение села и прорехи в сельском хозяйстве (Г. Александров, Ф. Баев, В. Семёнов), сплошное воровство, делячество, паразитство, отмирание у человека чувства хозяина своей страны (В. Барабашов, А. Косневич, В. Семёнов), засилье бюрократии, разъевшихся начальников и подловато угодливых рабов и лакеев отечественного образца (Ф. Баев, В. Барабашов, В. Семёнов, Г. Чаплыгина)…

Короче говоря, так называемым негативом, горечью нашей обыденности щедро приправлены повествования молодых российских прозаиков, но вот что странно — читать их вещи вовсе даже не горько. В чём же дело? Почему не сжимается душа читателя от гнева? Почему его сердце не убыстряет ритм биения, а продолжает равнодушно и ритмично пульсировать?..

Да отчего же это читательскому сердцу вдруг волноваться, если сердце самого автора спокойно? Ведь явно чувствуется и видится, что писатель сам настроен вполне благодушно, он бодр, энергичен и с неиссякаемым оптимизмом смотрит на действительность и в ближайшее будущее.

Вот возьмём, к примеру, повесть Г. Александрова «Сельские просветители», которая открывает сборник и задаёт ему тон. Это именно его вроде бы печалит запустение глубинных наших сёл и деревень. Начинается повествование, конечно же, с того, что в село возвращается из города, после культпросветучилища, молодой герой-богатырь. Он сразу, естественно, отмечает, что раньше было намного лучше и интереснее в селе жить. Вот в Доме культуры — «Всегда здесь даже воздух был пропитан песнями, интермедиями, а сегодня — сидят отрешённые девушки, болтают о Васе, чулках, фаршированных яйцах…» (Повторяю, на языке и стиле авторов я не фиксирую внимание — смотрите сами.)

Само собой, героя нашего засылают в глухомань, в исчезающее сельцо Кмецкое, дабы он там возродил жизнь и культуру к приезду комиссии из Москвы. В несколько дней богатырь худсамодеятельности, поплевав на ладони, справляется с порученным делом (и петь, и плясать народ сельский сызнова начал и с огоньком работать), а заодно форсированным методом влюбляется, объясняется и жениться — красивая интеллигентная учительша совершенно случайно оказалась в этом медвежьем углу, как раз ушла от куркуля мужа и, живя в одиночестве, дожидалась в тоске и печали рыцаря-освободителя, нашего Володю Суворова с дипломом культпросветучилища…

Только вот ведь не всё понятно. Как только повествование достигает апогея, читатель начинает вроде бы мало-мальски верить в этого идеализированного героя и думать: как же теперь он будет жить? Ведь любимой в Кмецком на глазах законного, ревнивого и здоровенного мужа никак нельзя оставаться, да Володя уже и умыкнул её к своей матери в райцентр, а сам вроде не собирается бросать свою просветительскую работу в Кмецком, где он людям жутко «необходим в постижении красоты»… Как быть автору? Как реалистично развязать этот сюжетный гордиев узел? А никак. Он просто обрывает повествование многозначительной фразой: «Чем дальше идёшь по жизни, тем прекрасней она становится». Всё. Точка.

Такое же благодушие, такое же нежелание всерьёз взглянуть на жизнь и её проблемы, такая же сверхположительность и святость главного героя присущи также повести Ф. Баева «И придёт весна». Опять вроде бы много зафиксировано: и сельское бездорожье, и повальное пьянство, и барское равнодушие городских чиновников к бедам деревни, из которой они вчера только сами вышли, однако всё это, если воспользоваться присловьем главного героя, парторга хозяйства Степана Мишкина, — «пустяк-дело». Для него, Мишкина, ещё одного книжного богатыря, никаких проблем не существует. Уговорит молодую учительницу из города к ним в Калиновку перебраться, устроит её житьё-бытьё, опять же моментально влюбится (только, в отличие от предыдущей повести, здесь герой разведён и ждёт не дождётся залётной принцессы) и — ничего, жить можно. Вот придёт, дескать, «весна», и — жизнь наладится.

К сожалению, творческий идеализм, как бы я это назвал, присущ и произведению нашего земляка Анатолия Косневича. Я говорю «к сожалению» потому, что его повесть «Ненужное зачеркнуть» принадлежит к числу наиболее интересных в сборнике. Я знаю творчество А. Косневича более или менее полно и уверен, что это — одна из самых социальных и острых вещей тамбовского автора. Писатель взялся показать нам жизнь обитателей современного «дна», тех людей, которые в нашем обществе ещё совсем недавно так сильно развитого социализма питаются чёрт знает чем, живут чёрт-те где и чёрт-те как и выполняют наиболее неблагодарную, тяжёлую и грязную работу. Речь идет о грузчиках, о бомжах, о дикой бригаде мужиков, нанимающихся разгружать вагоны на станции.

Что и говорить, знаем мы эту категорию людей не очень-то, при встрече, увидев такого «работягу» пьяненьким и грязным, жалеем или брезгливо морщимся, забывая, что это тоже человек суть. А. Косневич и показал нам их вблизи, крупным планом и даже изнутри — живых, имеющих чувства и мечты, характеры и судьбы. Главная мысль повести заключена в её названии — «Ненужное зачеркнуть». Это только в бумажках, в анкетах и накладных, можно «ненужное зачеркнуть», но не в жизни человека и не самого человека. А зачёркивать судьбы людей — вот в чём подлость! — пытаются как раз те, кто сам же коверкает эти судьбы, провоцирует, подталкивает несчастных к пропасти.

В данном конкретном случае это начальнички складского местного масштаба, которым главный герой Бочаров бросает в лицо обвинение:

«— Довод очень простой — спаиваете вы людей. План вам любой ценой нужен. По нему всю вашу работу оценивают. И почёт вам за это, и премию, и в дальнейшем, как хороших работников, в должностях повысят. А что вы после себя искалеченные людские судьбы оставляете, так это в глаза не бросается».

Но и в повести «Ненужное зачеркнуть» при всех её достоинствах (главное — тональность в ней найдена и выдержана, нет того назойливого бодрячества и наивности той, что присущи большинству произведений сборника) главный герой, бывший прапорщик, покинувший армию по семейным обстоятельствам, а ныне грузчик и затем экспедитор склада Бочаров, всё же явно приукрашен автором. И честный он, и умный, и добрый, и сильный, и ловкий, и порядочный, и… К тому же встречается ему опять же идеальная принцесса в лице бухгалтера Маши, которая только его и ждала, и теперь любовь у них вспыхнула с первого взгляда. Бывает такое в жизни, бывает, но когда в нескольких повестях подряд одна и та же сюжетная линия — надоедает, право…

Не стоит, думаю, подробно говорить о каждой повести, тенденция ясна. Добавлю только, что сверхположителен и герой повести В. Семёнова «Репортаж из Ольховки», журналист, он же и повествователь, который сам каким-то чудом достигнув высот нравственности и святости, обличает теперь всю мерзость окружающей действительности с высоты своего пьедестала.

Намного серьёзнее исследует жизнь в своих «Короедах» В. Барабашов (кстати, его повесть была опубликована в журнале «Молодая гвардия» и отмечена редакционной премией), показывая наглядно и убедительно нелепость нашего производства, при котором есть целый отряд работничков-«короедов», паразитирующих и процветающих на все сто, но и этот автор смягчает ситуацию, вводя в число персонажей некоего Виталия, разоблачающего и обвиняющего в конце концов и своих товарищей-«короедов», и такую халтурную систему производства…

Если бы сборник «Молодая проза Черноземья» вышел где-нибудь в начале 1980-х, я, без сомнения, написал бы, скорей всего, благожелательный отзыв: в целом и общем, повторяю, для молодой и региональной прозы произведения, вошедшие в сборник, вполне на уровне. Но неужели авторы не видят и не чувствуют, что чрезмерный ребячий оптимизм в описании сегодняшней действительности и перспектив её улучшения, идеализация главного героя (особенно невыносимая, когда повествование ведётся от первого лица) делают их произведения, несмотря на зафиксированную злободневность, малодостоверными, неубедительными, морально устаревшими и зачастую, увы, скучными?

Стоило бы и задуматься, почему в великой русской литературе так крайне редко встречаются положительные до святости главные герои. Их меньше, наверное, чем в одном сборнике «Молодая проза Черноземья». Вспоминается разве что князь Мышкин, да и тот терпит крах, мир не переделывает и сходит окончательно с ума…

Одним словом, мне кажется, виновата во всём творческая робость начинающих прозаиков Черноземья. 3абили им головы настойчивые требования иных критиков, читателей и редакторов, требующих положительного героя, и чтобы он, как сказочный Иван или Добрыня, победил в конце романа или повести всю нечисть, мешающую нам жить хорошо и счастливо. Дескать, мы-то, главные герои, хорошие — это вокруг нас всё плохо. Но не беда, сейчас рукавчики засучим и всего делов-то!..

Смелости, трезвости, жёсткости взгляда ждём мы от нынешних молодых писателей. Давайте посмотрим на самих себя повнимательнее и побеспристрастнее: такие ли уж мы, главные рои, повествователи, — безгрешные, идеальные и незапятнанные? Давайте вспомним, что в своё время образы Подпольного человека, Печорина, Обломова, других героев русской классической литературы привлекли внимание читателей и помогли им лучше узнать действительность и происходящие перемены в обществе не своей идеальностью, а своей жизненностью, правдивостью, смелостью «автопортрета» и портрета.

Давайте оставим надуманных отлакированных героев в литературе вчерашнего застойного дня. Сейчас время других героев.

Сейчас — другое время.