Как я сошёл с ума

Юмореска

Меня вызвал начальник. Я, разумеется, явился.

— Сидоров-Иванов? — спрашивает начальник.

— Ага, — говорю, — он.

— Ты, — спрашивает, — слесарем-сантехником у нас числишься?

— Работаю, — поправил я.

— Вчера я тебя в 16:00 искал, не нашёл.

— Я заболел. Могу справку показать.

— А позавчера в 10:27 опять тебя не было!

— Жену на вокзале встречал. Могу билет принести.

— А поза-позавчера…

— В военкомат вызывали. Повестка в отделе кадров.

Не унимается начальник:

— До меня слухи дошли…

— Не верьте, — говорю, — врут люди!

— Нет, у меня свидетели есть… что ты в школе стенгазеты рисовал.

— Всё может быть, — глубокомысленно ответил я, а сам думаю: «К чему он клонит?»

— Так вот, дорогой Иванов-Сидоров (Сидоров-Иванов, — поправил я), да, да, дорогой товарищ Сидоров-Иванов, до 7 ноября — неделя!

Я удивился:

— Разве?

Начальник встал и принял торжественную позу:

— ЖКУ доверяет тебе написать праздничный лозунг! Общественное поручение, так сказать. Справишься?

— Но…

— Достанем!

— А…

— Дадим?!

— Так…

— Будет!!!

И я согласился (о, если бы я знал!). Начальник на своей «Волге» увёз меня до центральной улицы города, где рядом с трибуной были сооружены длинные стенды из фанеры. Все они, кроме одного, были исписаны показателями СМУ, РСУ, ОРСа, ДДТ, АБВ и других организаций. Чистый стенд был приготовлен для меня. Вернее, для ЖКУ.

— Так вот, — объяснил начальник, — задача номер один: загрунтовать фанеру; и задача номер два: написать на ней наши показатели. Ну, давай, и, главное, не робей! Вот кисточка только маловата…

Он поставил на землю ведро с краской цвета «слоновой кости» и вытащил из кармана кисть. Вернее — кисточку. А ещё лучше сказать, кистёночку, потому что была она сантиметра полтора шириной. А стенд — метр двадцать на пятнадцать!

Мне бы, дураку, тут же отказаться, и был бы я сейчас нормальным человеком, но… такой уж у меня деликатный характер.

Я налил в баночку краски и, поплевав на ладони, приступил. Сразу же выяснилось, что придётся красить-грунтовать в два слоя — краска была чересчур жидкой. Я крепче стиснул зубы и ритмично замахал кисточкой. По улице шли прохожие. И тут началось.

Какой-то старикашка с хозяйственной сумкой ехидно прошамкал:

— Шинок, к пашхе поди жакончишь?

Я промолчал. Остановились две дородные дамы:

— Такие большие площади необходимо красить валиком.

Я послал их к чёрту (мысленно) и продолжал работать.

— Надо масляной и в красный цвет, — посоветовал мимоходом субъект в очках с портфелем в руке.

У меня задёргалось левое веко, и начала дрожать правая нога, но я продолжал красить. Плыла мимо парочка:

— Побольше кисть возьми, — посоветовала она и вполголоса добавила, — вот ведь несообразительный!

И я не выдержал!

— Милая девушка, — проворковал я, — вы всегда такая умная или по четвергам только?

Её рыцарь (метр девяносто!) лениво направился в мою сторону:

— Хамишь, парниша!

Когда я очнулся под стендом, левый глаз не открывался совсем, правым я видел мир узким, словно в панораме.

Думаете, я бросил художничать?

Ничего подобного! Назло! Из принципа! Я налил в банку новой краски (старая живописным абстрактным пятном желтела на моих брюках) и продолжал красить. Слышу детский голосок:

— Мама-а, класить хоцю-ю!

И мамин голос:

— Иди, иди, Пусенька, попроси у дяди кисточку.

«Пусенька» начал дёргать меня за штанину:

— Дай класить! Класить дай!..

Я, не вытерпев, повернулся к нему.

— Мальчик!..

Но тут, увидев мою физиономию, маленький троглодит попятился и… сел в ведро с краской!

От «пусенькиной» мамы прохожие узнали, что я хулиган, дурак, идиот, что у меня «не все дома»! Она также хотела, чтобы я «околел», чтобы меня «премии лишили», и чтоб я все праздники «проводил в КПЗ»! Ко всему ещё у меня почти совсем не осталось краски.

Но половина стенда на один раз была уже выкрашена. Я принял таблетку валидола, сделал десять глубоких вздохов и продолжил работу. В течение часа я услышал следующее:

— Дядя, ты краску прямо лей и размазывай чем-нибудь…

— Безобразие, праздник на носу, а они спохватились!..

— Раньше хулиганы улицы мели, а теперь вишь чё придумали!..

— Наказали, наверное, вот горемычный!..

Я начал потихоньку скрипеть зубами и рычать.

— Глянь, руки трясутся — алкоголик!..

— Верка, смотри какие ходули кривые, а ты говорила, у меня кривее всех в городе!..

— Вовочка, если ты не будешь кушать пончик, то будешь таким же тощим и маленьким, как дядя художник!..

— Эдик, секи, какие джинсы фартовые, сине-жёлтые! Кент, где отхватил такие?..

Я повернулся. Сзади стояла толпа и внимательно следила за моей работой.

— Господи, да это рецидивист какой-то! — ахнула невзрачная старушонка.

Толпа шарахнулась, а я побежал.

* * *

Меня нашли на железной дороге, где я своей кисточкой красил в жёлтый цвет рельсы магистрали Москва–Владивосток. Помешательство у меня тихое. Часто приходит в палату наш начальник, садится и, положив руку мне на голову, вздыхает:

— Эх, Иванов ты, Иванов-Сидоров, знал бы, что так получится, я бы из-под земли малярный валик достал…

А я в ответ радостно гукаю и пытаюсь раскрашивать его костюм химическим карандашом.

/1975/