ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1. Прелюдия

Естественно, Алексей Алексеевич и мэйлу не поверил. Пусть, пусть девочка поиграет в разлуку-расставание!

Неделю они опять не встречались — только телефон и мэйлы. А тут накатил-нагрянул и день рождения Алины. Домашнев загодя купил подарок — золотые серёжки-гвоздики. У них был как-то на эту тему разговор, так что он знал: ей такие — ну очень по сердцу придутся и к лицу. Как уже давно договаривались, ещё когда весной его день рождения вдвоём отмечали, и на этот раз праздновать должны были вдвоём: сначала в кафе, ну а потом — по накатанному сценарию…

В утро праздничного дня случился конфуз. Алексей Алексеевич полез в портфель за футлярчиком с серьгами и не обнаружил его. Пришлось целых полчаса на радость соседям биться-конфликтовать с Дарьей Николаевной — зарыдала в конце концов, швырнула коробочку:

— На, подавись, гад! Мне на день рождения паршивые розы принёс, а этой молодой сучке на подарок и тысяч не жалко?! Скотина! Кобель старый!..

Что ж, начало праздника, можно сказать, не удалось. Продолжение тоже пошло не в струю. Уже с улицы, из автомата дозвонился Алине, игриво спросил:

— Ну что, любовь моя, когда и где встречаемся?

Она вдруг холодным душем окатила:

— Ты знаешь, извини, шнурки ультиматум поставили — только дома день рождения праздновать… Если ты хочешь — давай завтра встретимся, как всегда, часа в три… Хорошо?

Ни хрена себе! Однако ж Алексей Алексеевич хорошую мину перед железной коробкой таксофона сделал, почти весело сказал:

— Завтра так завтра… Но подарок я должен вручить сегодня! И не вздумай возражать. Я сейчас подъеду к твоему дому, выйди на угол, всего на минуту.

И, не дожидаясь ответа-возражения, трубку повесил.

Когда подъехал на такси — Алина уже ждала его у витрины супермаркета. Домашнев, увидав её из машины, чуть не задохнулся от нежности и потаённой тоски. В светлых джинсиках и вишнёвой рубашке-кофточке, тоненькая, она смотрелась до того девочкой, до того ребёнком… В такие моменты, когда он смотрел на неё, в мозгу его или в душе непременно сформировывалось-колыхалось нежное до слёз определение — «Моя девочка!..» Домашнев, не стесняясь прохожих, жарко обнял Алину, стиснул в объятиях, зарылся лицом в её плечо — совсем как на перроне барановского вокзала в день возвращения из Сибири. Потом поцеловал долго и жадно, достал торопливо из кармана футлярчик, приговаривая нелепо:

— Вот, вот!.. Это тебе!.. Поздравляю!..

Алина раскрыла бархатную коробочку, ойкнула, сладко чмокнула его в губы:

— Ой, Лёша, какая прелесть! Спасибо!

Она тут же в нетерпении сорвала с ушей серебряные серьги-обручи (подарок — Домашнев знал — Чашкина), вдела золотые гвоздики, повертелась перед стеклом магазина.

— Шик!

Алексей Алексеевич, расслабленный удачей, уже размечтался склонить Алину хотя бы на экспресс-свидание, часика на полтора, но вдруг она почти отшатнулась от него, отстранилась. Что такое? Домашнев вслед за её взглядом обернулся: к ним приближался светленький, совсем белобрысый мальчишка с нелепым толстым пучком-букетом коротких цветов в хрустящем целлофановом кульке. Его и без того розовое пухлявое лицо при виде Алины пошло пунцовыми пятнами, улыбка раздвинула толстые губы до ушей.

— Алексей, извини! До завтра! Мне пора!

Он толком и отреагировать не успел, как его Дымка уже исчезла-повернула за угол, к подъезду. Юнец, скользнув по Алексею Алексеевичу оценивающим взглядом, прошагал в том же направлении. Ну и ну! Видать, студент — один из её поклонников-кобельков. Алексей Алексеевич попытался вспомнить, видел ли его на факультете, и не мог: на лица память у него была просто отвратительная. Да-а-а, счастливец! С каким удовольствием профессор Домашнев поменялся бы сейчас с этим розовощёким мальчишкой ролями — ему так остро размечталось посидеть за праздничным столом в доме Алины, пообщаться по-человечески с её родителями… Увы, увы!

Назавтра встреча-свидание получилась более чем странной. В кафе, правда, совсем как прежде, посидели хорошо и мило — немножко выпили, поболтали. Пришли на квартиру. И вот там началась какая-то нелепая фантасмагория: Алина и на поцелуи отвечала, и разделась охотно, и в постель легла… Но тут её словно заклинило: мол, давай, Лёшенька, без секса — просто полежим-поласкаемся… Он поначалу подумал — прикол, но она упорствовала, и дело дошло почти до ссоры. В конце концов Алина всё же уступила «разок», но отдавалась без жара, вяло, явно сдерживая себя…

Что ситуация уже практически зашла в тупик — Домашнев начал понимать-осознавать, когда, попив крепко с неделю и очнувшись, взялся добиваться встречи с Алиной. Она отказывалась наотрез. Один их телефонный разговор, надрывный и мучительный, тянулся часа два. Алексей Алексеевич, растеряв остатние крупицы гордости, чуть не со слезами умолял:

— Алина, ну давай встретимся, поговорим!.. Ну почему ты не хочешь? Это же глупо! В чём  причина?

— Тебе будет больно… — вдруг тихо сказала она.

— Что? — не расслышал Домашнев. — Что ты сказала?

— Тебе будет больно, — уже твёрже повторила она.

— Говори! Говори!!! — почти закричал он. — Что ты меня мучаешь!

— У меня есть… другой.

Алексей Алексеевич задохнулся, не поверил.

— Врёшь! Зачем ты врёшь?!

— Нет, это правда, — так же тихо и виновато сказала она.

И эта нотка виноватости в её голосе была убедительнее всяких слов.

— Кто он? Как зовут? — сам удивляясь своей нахлынувшей спокойности, ровным голосом спросил Домашнев.

— Николай…

До него не сразу дошло, но всё же…

— Тот самый суслик? Из «Девяти с половиной часов»?!

— Да.

— И это он в твой день рождения с букетом был?

— Да.

— Ты сама его нашла?

— Нет, он позвонил.

— Значит, ты ему тогда ещё телефон дала? С прицелом…

— Перестань! Так получилось…

— Ну зачем?! Даже если ты решила со мной расстаться — почему одной нельзя какое-то время побыть? Ну что ты спешишь?!

— Ты же знаешь, я не могу быть одна… Мне надо, чтобы рядом со мной обязательно кто-то был…

Ну прямо фразочка из лексикона героинь Шарлиз Терон!

— Как одна? А я? Неужели меня уже НЕТ?!

— Лёш, у нас с тобой нет БУДУЩЕГО…

— Что же… — Алексей Алексеевич запнулся, сглотнул ком, — у вас с ним уже ВСЁ было?

— Нет. Пока. Мы просто гуляем.

— Как гуляете?

— Обыкновенно. Встречаемся по вечерам и гуляем — по Набережной…

— Он что, —  не удержался от горького сарказма Домашнев, — больше не пытается согреть твою грудь?

— Не грузись, Алексей, когда надо — согреет…

— Сучка! — сорвался Алексей Алексеевич и шваркнул трубку об стол.

Для него стало полной неожиданностью, когда на следующий день, вечером, часов в девять, она сама позвонила — он сидел, тупо смотрел какой-то сериал. Ещё сильнее он начал ошалевать, когда ситуация прояснилась. Оказывается, звонила она с какого-то загородного пляжа, где они купаются с этим сусликом Колей, и звонит она ему, Домашневу, с Колиного мобильника… Алексей Алексеевич даже дар речи на время потерял. Потом устало спросил:

— У него что же, машина есть?

— Да, «Ока».

— Прикольно! — усмехнулся Алексей Алексеевич. — Ну и чего тебе надо?

— Я ДУМАЮ о тебе…

— И что, это мешает тебе купаться? Или трахаться с ним? Кстати, он что — рядом с тобой сейчас? Слушает?

— Нет, я в другой конец пляжа ушла… Зачем ты так… злобно! Ничего мы не «трахаемся» — кроме поцелуев, у нас ещё ничего и не было… Лёша, правда, мне сейчас так тяжело!.. Я люблю тебя! — Она всхлипнула.

— Да что происходит?! — даже вскрикнул, забыв про осторожность, Домашнев, но тут же приглушил голос — хотя его комнату с комнатой жены разделяла кухня и работали-бормотали в квартире два телевизора, но двери были из-за жары распахнуты. — Любишь меня, так возвращайся сейчас в город и давай встретимся.

— Не могу… — было слышно, как Алина шмыгает носом, сморкается в платочек. — Я сама не знаю, зачем позвонила.… Так хотелось твой голос услышать! Я думаю, и думаю, и думаю о тебе!.. Ладно, прости!

И она отключилась.

Ночь Алексей Алексеевич практически не спал. Впрочем, как и предыдущие. Ворочался, вспоминал, думал. Сам над собой усмехался: ну и влип в ситуацию, козёл старый!

Да неужто это так серьёзно?..

* * *

На следующий день они встретились.

Правда, Алина, только лишь переступив порог «явочной» квартиры, как-то безнадёжно попросила:

— Лёш, давай без секса, а? Только в ванне полежим…

Но тут же, не успел Домашнев толком губы надуть, чуть смягчила-поддалась:

— Ладно, ладно, не дуйся! Но — только минет, хорошо?

Алексей Алексеевич не любил это словцо, да и Алине оно не нравилось, но он догадался-понял, почему она употребила сейчас именно его, да ещё и намеренно выделила-подчеркнула тоном. Что ж, минет так минет — раз пошла такая катавасия; привередничать не приходилось. Тем более, что Алина всё сделала охотно, жарко — с привычным удовольствием. К тому же потом, уже в тёплой совместной ванне, они оба опять разогрелись-возбудились и ещё разок согрешили…

Домашнев, конечно же, не утерпел, опять как бы между делом поинтересовался, уже когда одевались — как бы в шутку, чуть ёрничая:

— Вчера-то НЕ ЗАКОНТАЧИЛИ с ним ДО КОНЦА — там, на пляже?

— Нет, — серьёзно, не поддержав тона, ответила Алина. — Но я всё равно уже С НИМ… — И не успел Алексей Алексеевич вскипеть, твёрдо добавила: — Всё, Лёш, правда, у нас с тобой ТАКИХ встреч больше не должно быть… Хорошо? Ну давай просто будем близкими, родными людьми, как брат с сестрой…

— Ага, — горько усмехнулся он, — скажи ещё — как папик с дочкой…

До остановки дошли молча. Им можно было три остановки проехать вместе, но Алексей Алексеевич буркнул, что решил пройтись пешком. Когда подкатил нужный автобус, Алина сама качнулась к нему, обняла, крепко, взасос поцеловала. Только она вошла в салон, с сидения вскочил какой-то мальчик-альбинос, подскочил к ней. Господи, да это же — суслик Коля! Домашнев чуть было не бросился в автобус, но удержал себя: а смысл? Проводил взглядом — суслик что-то жарко говорил Алине, бурно жестикулируя, она, потупившись, слушала…

Конечно, о встрече в ближайшие дни можно было и не мечтать. Алина и по телефону, и в мэйлах упорно твердила, что-де не хочет «Кольке» делать больно, что тот случай и так для него стал шоком (суслик видел, оказывается, в окно автобуса, как они целовались на прощанье, к тому же он знал, что в том районе у Алины с Домашневым КВАРТИРА) — ведь она уверяла мальчика, что на прежней жизни-любви поставлена «жирная точка»…

Алексей Алексеевич во время каждого нервомотательного телефонного разговора или интернет-контакта с упорством мазохиста выпытывал: случилось у них ЭТО или ещё нет? Алину эти допытывания бесили, она упорствовала-уверяла — нет. Пока нет… И от встреч-свиданий с Домашневым отказывалась напрочь.

Но 4 августа она вдруг легко и сразу согласилась на встречу. Ждала его, как условились, на Набережной, на скамейке у технического университета. В белой кепочке-бейсболке, джинсовом костюмчике, кроссовках — ну прямо невинная девочка-тинейджер. Домашнев сразу заметил в её поведении нечто странное. Через минуту понял, что накануне она, видать, недурно выпила. Но и помимо этого что-то было в ней необычное, непривычное, новое — какая-то заторможенность, апатия, угнетённость… Или — виноватость?

Но Алексей Алексеевич на её настроение не поддался — очень уж рад был нежданному свиданию. Взялся тормошить её разговорами, анекдоты-шутки вворачивать. Они купили громадный арбуз (Алина их обожала), пришли ДОМОЙ, устроились за столом в комнате. Алина ела арбуз, вяло сплёвывая семечки в тарелку, а Домашнев просто сидел, облокотившись на стол и подперев голову рукой, смотрел на любимую девочку, блаженствовал. Он успел по Алине соскучиться. Она, прикончив очередной алый ломоть, положила корку на тарелку, вытерла салфеткой губы и сказала:

— Вчера ЭТО произошло.

— Что «это»? — продолжал по инерции лыбиться Домашнев, но тут же понял, выпрямился как от удара. — Трахнулись?!

Она молча кивнула головой.

Дальше всё произошло быстро и само собой. Алексей Алексеевич взвился, молча подскочил к Алине, ухватил её за шкирку, словно нашкодившую кошку, сдёрнул со стула, всунул в её руки блюдо с остатками дурацкого арбуза, протащил оцепеневшую девчонку по коридору, распахнул дверь, вытолкал её взашей за порог и вышвырнул вслед её паршивые кроссовки: «Пошла вон, с-с-сука!!!»

Впрочем, это он много позже так в мечтах себе представлял-фантазировал. Это он так ДОЛЖЕН был поступить-сделать. На самом деле Домашнев понуро сгорбился на своём стуле, зажав кулаки между колен, и минуты три напряжённо о чём-то думал, кривил губы. В комнате сгустилась гнетущая тишина. Звенела где-то, билась в окно муха. Алексей Алексеевич поднял на Алину туманный взгляд и вдруг не то попросил, не то приказал:

— Постели постель.

Она послушно встала, начала раскладывать диван, достала простыни, подушки из шкафа, постелила, глянула на всё так же сидевшего в понурой позе Домашнева как бы вопросительно, не дождавшись реакции, разделась, легла, укрылась простынёй до подбородка. Алексей Алексеевич тогда только встал, тоже разделся, прилёг к ней, откинул прочь простыню и без всяких прелюдий-ласк и поцелуев молча и грубо навалился на неё… Потом, когда всё кончилось, откинулся на спину, выровнял дыхание, хрипло спросил:

— Зачем ты это сделала?

— Не знаю… — вяло и как бы оправдываясь ответила она. — Так получилось… Он ведь тоже человек… Да и выпила лишнее…

— Да я не о том, не о вчерашнем… Зачем сейчас, у нас было?

— Не знаю… Ведь тебе это надо…

— Спасибо, — горько усмехнулся он. — Ну а вчера — как, понравилось?

— Ничего, для первого раза вполне даже… Долго только…

Алексей Алексеевич поднялся на локте, всмотрелся в её лицо, дыхание его участилось, под скулами заходили желваки.

— Ну а что я должна тебе ответить? — жалобно протянула Алина. — Не мучай меня!

— Ну хотя бы — что не поняла… А-а, ладно!

Домашнев махнул рукой, откинулся на подушку. Сердце словно обернули в наждачную бумагу и придавили грузом. Он понимал-предчувствовал — наступают в его жизни нервомотательные рваные дни и ночи.

Болезненный похмельный период.