День Достоевского

— Здравствуйте! У микрофона журналист Константин Денисов. В Санкт-Петербурге отмечается День Достоевского. Как возник этот праздник? Почитатели творчества великого писателя наверняка знают, что в романе «Преступление и наказание» события начинаются в Санкт-Петербурге в самом начале июля 1865 года. В тот день в городе стояла сильная жара, что нашло отражение в душевных метаниях главного героя, студента Раскольникова, убившего старуху-процентщицу… Сегодня о классике русской и мировой литературы и об этом своеобразном празднике мы будем говорить с нашим замечательным гостем, крупнейшим исследователем творчества Достоевского у нас в России, писателем Николаем Николаевичем Наседкиным. Николай Николаевич, добрый день!

— Здравствуйте!

— Вот уже, по-моему, пятнадцать лет в Санкт-Петербурге отмечают этот День Достоевского?

— Я сразу хочу уточнить, что этот праздник возник в Санкт-Петербурге в 2009-м году, то есть отмечается в четырнадцатый раз и со временем он стал широко и в Москве отмечаться. А сейчас это подхватывают и другие города, где живут культурные люди. Я считаю, что и Тамбов принадлежит к числу таких городов, поэтому это хорошо, что возникают новые праздники, связанные с именем Достоевского. У меня есть друзья в Петербурге, они постоянно участвуют в этом празднике, присылают мне потом фотографии, делятся впечатлениями, так что я в курсе, как это замечательно. Есть, конечно, более крупные памятные даты, связанные с днём рождения Фёдора Михайловича, с днём его кончины, но вот такой праздник как бы посередине между этими двумя главными датами, позволяет ещё раз, так сказать, не забыть имя автора «Преступления и наказания».

— Скажите, пожалуйста, вот интересно: а сегодня наука современная что-то новое открывает в творчестве Достоевского, в его биографии?

— Вопрос очень трудный. Вы знаете, я шесть раз участвовал в международных симпозиумах и конгрессах Фонда Достоевского. На них съезжаются со всего мира люди, которые считают себя достоевсковедами… Кстати, отвлекусь, сейчас в таком контексте всё чаще употребляют ужасное слово «достоевисты». Это неправильно, я считаю, достоевистами следует называть тех, кто изучает историю села Достоево, откуда корни Фёдора Михайловича, а те, кто изучает его творчество, конечно, — достоевсковеды.

Так вот, в каждом таком крупном международном мероприятии участвовало более ста пятидесяти человек, каждый со своим докладом, то есть каким-то открытием в мире Достоевского. И вы знаете, меня лично многие доклады разочаровывали. Действительно, о Достоевском уже миллионы книг написаны, изданы, изучены вдоль и поперёк его творчество, биография. Сейчас пытаются какие-то эпатажные идеи в духе нашего времени вокруг его имени мусолить, какие-то противоестественные отношения со Спешневым приписать и так далее… Это настолько за пределами достоевсковедения, что я даже не хочу об этом говорить. А так, в рутинном смысле, люди что только за открытие не выдают. Запомнился мне, например, вот такой доклад свой «оригинальностью» в кавычках: у Сонечки Мармеладовой в комнате, где она жила, накидка на кушетке бордового цвета, и вот целая статья на двадцати страницах, что это означает, почему накидка именно бордового цвета, что этим Достоевский хотел сказать… Хотя я больше чем уверен, что Достоевский ничего этим не хотел сказать, он просто видел где-то такую накидку бордового цвета и просто вставил её в роман.

— Как известно, творчество Достоевского способствовало появлению в философии целого направления под названием экзистенциализм. Это направление философии двадцатого века, акцентирующее своё внимание на уникальности бытия человека. И существует две разновидности экзистенциализма — это религиозный и атеистический. Исходный пункт второго, суть его сформулировал один из героев Достоевского: если Бога нет, то всё дозволено! Вот эта цитата из какого произведения Достоевского, помните?

— Конечно, это и «Преступление и наказание», где на такой основе выработал свою философию Раскольников, что, мол, если Бога нет, то он может на себя Его функцию взять, и совершить свой суд, это своё ужасное деяние. Ещё более глубоко эту философию отрицания Бога разработал Кириллов в романе «Бесы», сформулировав: если Бога нет, то я бог. И чтобы доказать свой тезис — покончил жизнь самоубийством: дескать, не Бог, а я сам властен над своей жизнью. Но вообще-то такой точной цитаты: если Бога нет, то всё дозволено — в произведениях Достоевского нет, но приписывается она обычно Ивану Карамазову из последнего романа писателя. Однако в «Братьях Карамазовых» эта тема о вседозволенности человека в случае отсутствия Бога как идея Ивана Карамазова появляется сначала в пересказе одного из монахов в келье старца Зосимы, а затем в диалоге Ивана с Чёртом, причём в передаче именно Чёрта. Ну и в общем это такая глубокая тема, что в кратком разговоре мы её во всей её сложности не поднимем, стоит только сказать, что во всех крупных произведениях Достоевского, в его «великом пятикнижии», тема эта всё время возникает, и он сам для себя самого пытается её уяснить. Вы же знаете, что у него и отношения с религией, с Богом у самого были очень сложные. В молодости он чуть было не дошёл до атеизма, когда в кружок Петрашевского попал и потом до конца своей жизни, после каторги, солдатчины, пытался всё это из себя изжить и придти опять к Богу. У него есть знаменитое изречение из частного письма: вера моя в Бога через большое горнило сомнений прошла.

— Да, тема эта в творчестве писателя огромная, и мы вряд ли за двадцать-тридцать минут обсудим… Знаете, я посмотрел не так давно многосерийный фильм о Достоевском, Вы наверняка его видели?

— Да, сериал «Достоевский» Владимира Хотиненко…

— И у меня сложилось такое впечатление, что отношение к Достоевскому в его время было далеко не однозначное. Это сейчас он во всём мире считается великим писателем, а тогда было непонимание его творчества… Так ли это было на самом деле?

— Да, это было так. Если смотреть с высоты нашего времени в тот девятнадцатый век, на все те перипетии вокруг творчества Достоевского, вокруг его личности, нам это кажется сегодня невероятным и даже смешным, но в своё время да, очень многие писатели ставились выше его большинством читающей России. И только к самому концу его жизни, когда был уже период «Братьев Карамазовых», период «Пушкинской речи», думающие, мыслящие люди России в большинстве своём начали понимать, кто такой Достоевский. Но, конечно, окончательную ему цену, величину его, глубину его творчества мы поняли только в двадцатом веке. И не только мы, русские, но и весь мир. Сейчас, по данным ЮНЕСКО, Достоевский первый писатель среди классиков мирового уровня.

Знаете, многих его современников смущало то, что он выбился из колеи тогдашней литературы. Вот представьте, Тургенев, Толстой, другие рангом пониже писатели, они так писали, что когда появился Достоевский, особенно с повестью «Записки из подполья» (вообще замечу в скобках, эта повесть стала переломной в его творчестве, да и, наверное, во всей русской литературе, это — 1864 год) — читатели поразились: как может писатель в такие глубины человеческой души заглянуть и так это всё описать, что видишь это воочию и понимаешь, что и у тебя в душе такое же творится, такой хаос, такой мрак, такие глубины. И вот после этого каждый новый роман, ну, конечно, «Преступление и наказание» прежде всего, сразу привлекал к нему внимание, а уж «Братья Карамазовы» окончательно показали и доказали, что это писатель номер один. Лично для меня, да и таких людей много, никого выше его нет.

— Но сейчас российские литературоведы ставят наших писателей-классиков в таком порядке: Толстой, Достоевский, Чехов…

— По-моему, им просто удобнее так перечислять, для ритма фразы, а я всегда говорю в данном случае: Достоевский, Толстой, Чехов.

— Я продолжаю открывать для себя Достоевского. К своему стыду должен признаться, я только недавно узнал, что Достоевский был не только писателем, но и поэтом, причём великолепные писал стихи, гениальные…

— Это не совсем так. Фёдор Михайлович написал несколько стихотворений в своей жизни, они все в полном собрании его сочинений есть, но это не стихи в чистом виде, это пародии на стихи. И Достоевский не скрывал, что он и не пытался пробовать себя в качестве поэта, а создавал пародии на поэзию высокопарных поэтов типа Кукольника, Бенекдитова и тому подобных, которые особыми поэтическими талантами не обладали, но завоевали в своё время широкое внимание публики. Авторство своих стишков-пародий Фёдор Михайлович, образно говоря, дарил своим героям типа капитана Лебядкина в «Бесах». Но у Достоевского есть три стихотворения, написанных, как говорится, на полном серьёзе, это величественные оды к определённым датам, он потом и их до конца жизни стыдился и в издания своих сочинений не включал. Он их написал после каторги, в Сибири для того, чтобы добиться от властей предержащих снисхождения, убедить их в своей благонадёжности. Дело в том, что после каторги в Омском остроге он ещё шесть лет солдатчины отбывал в Семипалатинске, мечтал, чтобы ему вернули офицерское звание, право печататься. И вот он, надеясь на то, что какое-то литературное имя у него ещё осталось, решил напомнить о себе публикациями хотя бы «датских» верноподданнических стихов. Сначала он написал в 1854 году стихи, посвящённые началу Крымской войны, затем через год посвятил оду очередному дню рождению вдовствующей императрицы, а ещё через год — заключению мира и коронации Александра Второго. Однако эти его поэтические потуги опубликованы так и не были и в облегчении участи автору не помогли. Однако ж слух об этих верноподданнических виршах Фёдора Михайловича распространился в литературных кругах Петербурга и лёг пятном на репутацию бывшего петрашевца: тогдашние демократы, с которыми патриот-почвенник Достоевский вёл неустанную борьбу, впоследствии при случае припоминали ему это, укоряли: как, мол, можно писать такие верноподданнические стихи от чистого сердца?! Ну что ж, у каждого писателя, наверное, бывают такие страницы, которых он стыдится…

— Не только он, но и многие другие великие тоже опускались и писали, например, о Сталине в своё время…

— Да, история повторяется.

— Давайте, Николай Николаевич, вот о чём поговорим: а как повлияло на мировоззрение Достоевского то, что он по сути пережил собственную казнь? Это был уже другой человек?

— Да, конечно! Дело в том, что он после первого громадного успеха, после публикации романа «Бедные люди», когда и Белинский провозгласил, что новый гений явился, и Некрасов, и другие тогдашние писатели и властители дум, почувствовал головокружение — понятно, двадцать четыре года человеку, начинающий писатель… Но каждое последующее сочинение было ниже по качеству, встречалось читающей публикой всё более холодно, со стороны новых товарищей по литературе всё более критично и даже враждебно. И Достоевский обиделся, на этой почве разошёлся с кружком Белинского. Вообще характер у него тяжёлый был, он легко обижался и долго не прощал обид. И вот он с кружком Белинского разошёлся и перешёл в кружок Петрашевского, где уже были его друзья-поэты Майков, Плещеев. Это было общество не просто литературное, но и, можно сказать, даже с революционным уклоном. Сам Петрашевский никаким революционером не был, но увлекался идеями утопического социализма, у него на квартире по пятницам собиралось общество в основном молодых людей, которые за чашкой чая обсуждали литературные, общественные, политические вопросы, труды европейских социалистов-утопистов. Но со временем внутри этого кружка образовались свои внутренние кружки, более радикальные, в которых верховодили Дуров, Спешнев. И Достоевский ещё и в такой попал. А там уже прокламации, уже печатный станок приобрели, уже о переустройстве России мечтали…

— То есть, о революции?

— Ну да, в какой-то мере. Но Достоевский радикалом-революционером никаким, конечно, не был, а был пылким молодым мечтателем, как многие его герои, увлёкшимся новыми идеями. И когда их арестовали, то Достоевскому формальное обвинение состояло в том, что он на одном из заседаний общества Петрашевского зачитал вслух знаменитое письмо Белинского к Гоголю, которое было под запретом, в котором Белинский упрекал Гоголя в том, что тот мракобес, ратует за Бога, хотя Его нет, требует он народа смирения… Ну все эти атеистические вещи. И вот только за чтение этого письма одного литератора другому Достоевского приговорили к смертной казни через, как тогда писалось в приговорах, расстреляние. Только за чтение письма! Ведь даже печатного станка при обысках не нашли, тем более он к нему никакого отношения не имел. И он пережил вот эти ужасные пять минут на эшафоте. Из всех арестованных петрашевцев двадцать одного приговорили к смертной казни. Их должны были расстреливать по трое. Достоевский стоял во второй тройке и наблюдал, как первых трёх его товарищей привязали к столбам, как священник молитвы над ними прочитал, как напялили им на головы балахоны… Ему, как он был убеждён, оставалось жить пять минут. Он потом не раз вспоминал это, описал и в «Дневнике писателя», и особенно подробно в романе «Идиот», и сохранился его рассказ об этих ужасных пяти минутах на эшафоте в воспоминаниях жены, Анны Григорьевны. Это были страшные и, вот именно, переворотные минуты в его жизни. И, естественно, после внезапного объявления о помиловании и замене смертной казни каторгой, с эшафота он сошёл совсем другим человеком. В этот же день вечером он написал большое письмо старшему брату Михаилу, самому близкому с детства человеку, о том, какой переворот с ним, в его душе и мыслях случился. Он зафиксировал, что был один Фёдор Достоевский до 22 декабря 1849 года, и теперь он стал другим и будет стараться жить по-другому. На следующее утро его увезли в Омский острог, на каторгу. Там окончательно в душе и мыслях его случился переворот, перерождение и потом до конца жизни он приложил немало сил, чтобы бороться с этими, так называемыми, демократами, которые пытаются разрушить мироустройство в России, ослабить православную веру. Можно сказать, что он стал убеждённым монархистом и убеждённым православным верующим, считал, что без царя и веры в Бога Россия не выживет. В конце своей жизни он даже стал вхож в царское семейство: дарил-подписывал свои книги, общался в письмах и лично с цесаревичем Александром Александровичем Романовым (будущим императором Александром Третьим) и его супругой Марией Фёдоровной, с сыновьями Александра Второго Великими князьями Павлом и Сергеем, Великим князем Константином Николаевичем Романовым и его сыновьями Дмитрием и Константином… Вот такой с ним случился переворот.

— А как Вы думаете, Николай Николаевич, вот если бы Достоевский жил сейчас, в эпоху Интернета, соцсетей, мы бы получили совсем другого писателя? Кем бы стал Достоевский, если бы он родился в наше время?

— Талант писателя зависит от Бога. То, что вложили Природа, Бог в человека, живи он хоть до нашей эры, хоть в средние века, хоть в девятнадцатом веке, хоть в наше время — он всё равно бы стал великим писателем. И самое главное, вот что интересно: сейчас властители наших дум — это, так называемые, блогеры. Вы заметили, вот когда какие-либо события громкие сейчас происходят, в первую очередь цитируют, обращают внимание, что там блогеры написали? Такие авторитетные, у которых миллионы подписчиков в Интернете, у них телеграмм-каналы свои и так далее, и так далее. То есть люди, которые реагируют в любую секунду, только событие произошло, уже через пятнадцать минут у них выложена статья на эту тему, их мнение, и к нему прислушиваются. Так вот, Фёдор Михайлович Достоевский стоял у истоков этого блогерского движения. Да-да! Его «Дневник писателя» был по сути первым, так сказать, печатным блогом. Который он придумал сам, начал ещё на страницах журнала «Гражданин», когда был его редактором, а потом, когда из «Гражданина» ушёл, основал свой собственный «Дневник писателя» по типу ежемесячного журнала, который от первой до последней страницы делал сам. То есть это был его блог, его телеграмм-канал. И вот я не знаю, кто бы сейчас мог с ним сравниться, если бы он со своей гениальностью, своим творческим темпераментом и способностью быстро и так высококачественно писать творил в наше время. Он был бы властителем дум, как и в конце своей жизни.

— Часто связывают имя Альберта Эйнштейна с Достоевским. На Ваш взгляд, что может связать эти два имени?

— Во-первых, связи многих великих людей с Достоевским, его творчеством давно известны, описаны, изучены. Что касается Эйнштейна, то он заявлял не раз, что Достоевский дал ему больше, чем все великие учёные в мире вместе взятые. Что-то он нашёл в глубинах творчества Фёдора Михайловича, что подтолкнуло его к своему великому открытию теории относительности. Тут, мне кажется, соприкосновение таких, казалось бы, разных сфер как литература и наука происходит через философию.

— Одно из моих любимых произведений Достоевского — «Идиот». А как Вы считаете, какова главная идея была писателя, когда он взялся за этот роман?

— Он сам объяснил и в «Дневнике писателя», и в частных письмах, и по воспоминаниям жены. Если коротко: он поставил перед собою необыкновенно трудную задачу — изобразить положительно прекрасного человека во всей его реальной красоте, то есть, чтобы он был не выдуманный, сусальный, а живой реальный герой. И он даже ряд выстроил, поясняя, что в мировой литературе уже были попытки: Иисус Христос в его земном воплощении, Дон Кихот, мистер Пиквик… Но им как раз не хватало жизненности, реальности, так сказать, обычного человека, каким стал Лев Николаевич Мышкин. Были и продолжаются споры удалось или не удалось Достоевскому осуществить свой замысел, но для меня однозначно — удалось.

— Князь Мышкин на одном великосветском приёме разбивает вазу. Вот что этим хотел подчеркнуть Достоевский? Говорят, что в князь Мышкин в какой-то мере автопортретный герой. Так ли это?

— Я больше скажу: у него немало героев, которые носят черты автопортретности. Причём, что интересно, зачастую Фёдор Михайлович свои качества души, характера вкладывал в положительных героев, а многие свои самые сокровенные мысли-суждения «дарил» героям отрицательным — вот такая у него была парадоксальная манера писания романов. Так вот, да, с самим Фёдором Михайловичем бывали в жизни такие истории, когда он нечаянно локтем задевал где-нибудь в гостях вазу и она разбивалась. А, к слову сказать, в конце жизни он был вхож во многие великосветские салоны Санкт-Петербурга, графские, княжеские и, как я уже упоминал, даже царские, и мог разбить там нечаянно вазу. И, как опять же я сегодня уже говорил, какой-нибудь «литературовьед» мог написать о том, что означает эпизод с разбитой вазой в романе «Идиот», целый научный трактат.

— В романах Достоевского пероснажи порой ведут беседы на темы, очень похожие на современные, о чём сегодня люди рассуждают. Вы согласны?

— Не только согласен, я считаю, классика она потому и классика, что не стареет, в каждом времени она актуальна. Например, рассуждения персонажей в «Преступлении и наказании» о том, что человек в определённых обстоятельствах имеет право убивать, разве они сегодня не актуальны? Какой-нибудь генерал решил, что ему всё позволено, поднял своё войско и пошёл на Москву, убивая всех, кто попробует ему в этом воспрепятствовать. Это абсолютно в духе Достоевского рассуждения…

— А вот идея рая на земле из «Братьев Карамазовых» — что это?

— Вообще-то утопии о рае на земле уже давно были в мировой литературе. Это вековечная мечта человечества. И у Достоевского это одна из любимых тем и в публицистике, и в творчестве. И в «Идиоте» это есть, и в «Братьях Карамазовых», где Алёша Карамазов у могилы Илюшечки Снегирёва говорит на эту тему с мальчиками, которым предстоит жить в этом прекрасном будущем.

— Не кажется ли Вам, что вот этот Алёша Карамазов более идеальный герой, чем князь Мышкин?

— Такое впечатление он действительно производит, что он более книжный и даже сусальный. Но тут причина очень легко объясняется. Многие читатели, которые не особенно хорошо знают творчество Достоевского, они не в курсе, что это только первая книга великого замысла писателя под названием «Братья Карамазовы» в двух книгах. Продолжение он собирался писать в 1882 году, а пока отложил вторую часть, сделал перерыв для работы над очередными выпусками «Дневника писателя». Как известно, не успел осуществить задуманное, в начале 1881-го скоропостижно умер. Так вот, в продолжении «Братьев Карамазовых» главным героем должен был стать именно Алексей, там его образ, его характер развернулись бы во всей полноте. Известно по воспоминаниям и жены писателя, и, например, Суворина, что во второй части романа Алёша Карамазов стал бы революционером, цареубийцей типа Каракозова, был бы казнён… То есть, Алексей в чём-то повторил бы путь самого Достоевского…

— Возвращаясь к теме рая на земле, о чём все революционеры мечтали. Достоевский говорил, что можно достичь рая на земле, достаточно полюбить и принять себя и других. И вот интересно ещё, в тех же «Братьях Карамазовых» есть размышление старца Зосимы, о том, что всё происходит в нашей душе — насколько она упорядочена, настолько упорядочен и мир вокруг нас…

— Ну да, это тоже одна из заветных идей, мыслей Достоевского, которую о проводил через свои произведения. Но это мысль утопическая, увы.

— Мне хотелось ещё о многом поговорить с Вами, Николай Николаевич, в частности, о женских образах в произведениях Достоевского. Если можно, охарактеризуйте, что представляла из себя женщина в творчестве Достоевского, какое место занимала в его мыслях?

— Вы знаете, у меня последняя на сегодняшний день по времени написания работа в достоевсковедении, это статья «Три романа Достоевского». Она опубликована в Москве в журнале «Наш современник» в 11-м номере за 2021 год к 200-летию писателя, была напечатана и в 22-м выпуске нашего «Тамбовского альманаха». И вот я попытался как раз эту тему в какой-то мере раскрыть. Если кратко, в жизни Достоевского было три главных женщины. Это первая жена Мария Дмитриевна, это любовь всей жизни, по крайней мере так он сам считал, Аполлинария Суслова и, наконец, вторая жена, Анна Григорьевна. И эти три женщины в его творчестве, в его литературе нашли своё место. Мария Дмитриевна как-то очень мало, отдельными чертами внешности и характера, например, в образах Наташи Ихменевой в «Униженных и оскорблённых», жены Мармеладова Катерины Ивановны в «Преступлении и наказании», ну и Катерины Ивановны Верховцевой в «Братьях Карамазовых».

Анна Григорьевна, можно сказать, отразилась в творчестве мужа ещё меньше, только некоторыми штрихами в некоторых героинях второго плана и небольших рассказах вроде «Столетняя», где Анна Григорьевна фигурирует под именем «Знакомая дама». Но стоит добавить, что вторая жена стала адресатом и главной героиней сотен писем Фёдора Михайловича последних тринадцати лет его жизни, и эти письма, занимающие целый том в Полном собрании его сочинений и преисполненные пылкости, любви и нежности, право, стоят иного романа…

А вот Аполлинария Суслова, любовь всей его жизни, его короткое счастье, его горе и страдание, стала главным в той или иной мере источником вдохновения для Фёдора Михайловича при создании почти всех ярких, что называется, инфернальных героинь своих романов…

— Это и Грушенька, и Настасья Филипповна?

— Да, да! А ещё Дуня Раскольникова, Аглая Епанчина, Ахмакова, ну и, естественно, главная героиня романа «Игрок» Полина, в которой отразились не только внешность и характер Полины Сусловой, но и, в какой-то мере, их история любви… Они вместе были недолго, два года. Познакомились весной 1861-го, а уже весной 1863 грянула катастрофа в отношениях… Она его, можно сказать, предала, изменила ему, поэтому дальнейшего развития роман не получил, хотя он, может быть, даже и женился бы на ней после кончины Марии Дмитриевны. Но вот она, Аполлинария, всю жизнь была у него в голове и сердце, и он всё время пытался её вытеснить из своей души, выплёскивая все свои чувства на бумагу… Кстати, нескромно добавлю, что я когда начинал писать прозу, я в этом отношении пытался учиться у Достоевского.

— А был ли Достоевский счастливым человеком, как Вы считаете?

— Несомненно! Ну а как? Творческий человек, в первую очередь, счастлив в творчестве. Надо читать письма Достоевского. Они, может быть, не такие, как у Чехова… Кстати, у Чехова письма как раз закрытые, там много иронии, юмора, он как бы скрывает, что у него на душе. А Достоевский настолько распахнут, откровенен в своих письмах, и там можно воочию увидеть-понять, какой восторг, какое счастье он испытывал, когда у него в творчестве начинало получаться то, что он задумал. А как его радовали и вдохновляли отклики читателей и доброжелательных критиков на очередные главы нового романа, который, как всегда у него, ещё неоконченный уже частями печатался в журнале. Любой творческий человек, а тем более Достоевский с его пылким характером, особенно в конце жизни, когда осознал, что живёт на свете не напрасно и осуществляет свои мечты, конечно, был в полном смысле счастлив. Вы знаете, его мечта была, когда он вступал на путь литературы, об этом он писал брату Михаилу, это сказать в литературе своё — новое — слово. И когда он осознал, это примерно после «Преступления и наказания», что ему удалось своё новое слово в литературе сказать — это счастье для писателя громадное, выше этого ничего нет.

Ну а в личной жизни, как я уже говорил, были три вот этих главных его романа. Первый, с Марией Дмитриевной, быть может, был не очень удачным, второй, с Аполлинарией Прокофьевной, дал ему счастье пылкой и страстной любви, ну а уж Анна Григорьевна — это была ему награда от Небес, от Бога за все его страдания, казнь, каторгу, солдатчину, болезни — здоровье у него было ужасное. Именно Анна Григорьевна последние тринадцать с лишним лет его жизни скрасила, облегчила, продлила, это было его счастье, его счастливый лотерейный билет, которым наградила его Судьба.

— Спасибо большое, Николай Николаевич, за беседу! Вы знаете, хотелось бы чаще встречаться с Вами, Вы сами кладезь информации о великом писателе и надеюсь, что Вы сами встречаетесь с читателями в библиотеках, хотелось бы, чтобы та информация, которой Вы владеете, чтобы она доходила до умов, до сердец, особенно молодого поколения, многие из которых, увы, плохо знают нашу литературу, нашу историю. Хотелось бы, чтобы чаще были такие встречи, надеюсь, что мы будем чаще видеть Вас в нашей студии.

— С удовольствием буду откликаться на приглашения. Хочу добавить, что всё, что я написал о Достоевском, всё что написал в прозе, всё это есть в моих изданных книгах, всё это при желании можно найти в библиотеках и прочесть, а кроме того, и в электронном виде в Интернете, в том числе и на моём персональном сайте.

— Спасибо! Николай Николаевич Наседкин, достоевсковед, выдающийся наш российский писатель сегодня был моим собеседником на нашем канале. Читайте, друзья, думайте, размышляйте и получите не только удовольствие, но и массу интересной информации… Всего доброго!

— До свидания!