«Я болею Достоевским…»
В ноябре нынешнего года будет отмечаться 190-летний
юбилей Фёдора Михайловича Достоевского, а совсем недавно, 9 февраля,
исполнилось 130 лет со дня смерти писателя. Для председателя правления
Тамбовского отделения Союза писателей России, прозаика и литературоведа
Н. Наседкина имя Достоевского уже давно стало своеобразной путеводной
звездой. Его творчеству Николай Николаевич посвятил несколько
исследовательских трудов, самым главным из них стала уникальная, по
мнению критиков и рецензентов, энциклопедия «Достоевский», которая уже
дважды была издана в России, увидела свет на сербском языке в
Черногории, переведена на польский и готовится к выходу в Гданьске. В
фундаментальном томе, включающем 800 страниц, можно найти буквально всё
о великом писателе, его жизни, произведениях, героях. Возможно,
сегодняшняя беседа нашего корреспондента с Н. Наседкиным подтолкнёт
кого-то не только к новому, более внимательному прочтению того, что
когда-то «проходили» на уроках литературы, но и заставит обратиться к
произведениям, которые остались за рамками школьной программы.
— Николай Николаевич, среди
всего сонма великих русских сочинителей вы для себя особо выделили
Достоевского. Почему именно его?
— Достоевский — писатель номер один для меня как для
читателя. А читатель я запойный! Прочитал тысячи книг, многие писатели
стали для меня родными, но такого, как Достоевский, я ещё не встретил и
вряд ли кто-то когда-нибудь поразит меня сильнее. Первая моя встреча с
ним произошла в семнадцать лет, уже после школы (в школе я его
«пропустил», как и многие из нас). Случайно взял роман «Униженные и
оскорблённые» — и не смог оторваться, пока не закрыл последнюю
страницу. И с тех пор «болею» Достоевским. Подобных «больных» в мире
немало, про таких знаменитая мать Мария (Кузьмина-Караваева) сказала,
что есть люди Достоевского, которые, пройдя через горнило его
произведений, через горнило его сомнений и болей, уже не могут
относиться к миру так, как относились до этого. Вот для них, людей
Достоевского, я и пишу свои работы о нём, надеясь, что этот круг будет
постоянно расширяться.
— Вы полагаете, современные
авторы не составят конкуренции классике, не «оттянут» читателя на себя
своей злободневностью, языком и стилем, привычным сегодняшнему человеку?
— Своё мнение о современных авторах я постараюсь
высказать чуть позже, а сейчас всё-таки вернёмся к веку девятнадцатому.
Многие литераторы, которые при жизни ставились выше Толстого,
Достоевского, Чехова, потом уходили в тень. Но именно эти три
крупнейших классика по сей день остаются гигантами русской литературы
и, более того, гигантами литературы мировой. И сегодня никто не
сравнится популярностью и злободневностью с Чеховым и Достоевским
(кстати, я всегда «болел» и Чеховым). Достоевский написал не так уж и
много. В его академическом тридцатитомнике, вышедшем в издательстве
«Наука», художественная проза составляет семнадцать томов. Если издать
только произведения без комментариев, они уместятся в десять книг. И
эти десять томов остаются самыми злободневными вещами в мировой
литературе, несмотря на то, что после этого уже вышли миллионы новых
книг.
— И в чём причина
вневременной ценности произведений, созданных полтора века назад?
— Дело в том, что Достоевскому удалось нащупать такие
болевые точки мирового порядка, жизни, философии, культуры, поставить
такие вопросы, которые и после него продолжают тревожить человеческий
ум. Просто назову несколько тем. Одна из главных у Достоевского — тема
самоубийства. В 2002 году в московском издательстве «Алгоритм» вышла
моя книга «Самоубийство Достоевского». Целых четыреста пятьдесят
страниц я посвятил исследованию темы, которая красной нитью проходит
через его художественные произведения, через «Дневник писателя»,
письма. Сам писатель несколько раз был на грани самоубийства, но, слава
Богу, благополучно этого избегал. Вторая тема, которая его чрезвычайно
привлекала, это сумасшествие, психические отклонения. Недаром на
Достоевском выросли самые известные психиатры и философы, которые
изучали сознание, подсознание, психику человека. И одна из самых
кардинальных тем в творчестве Достоевского, одна из главных проблем,
которая мучила его всю жизнь, это тема революции, тема терроризма, тема
насильственного переустройства мира, что именно сейчас невероятно
актуально.
— К сожалению, это
действительно так, но можем ли мы говорить о какой-то преемственности с
нынешними событиями? Ведь цели и средства террора тогда и в наши дни
очень мало схожи.
— Во времена Достоевского, особенно в годы его юности,
когда он сам в числе петрашевцев был приговорён к смертной казни,
которую в последний момент заменили каторгой, террористов окружал ореол
романтики, ими восхищались. Они были смертниками, они шли на террор, на
убийство царя или какого-то крупного чиновника, осознавая, что их
схватят и казнят. Когда в 2000-2001 годах, работая над книгой
«Самоубийство Достоевского», я обращался к этой теме, у меня
сформировалась мысль, что современные террористы действуют более
подлыми методами, в основном на расстоянии, взрывные устройства
приводят в действие при помощи дистанционного управления. Так было в
1990-е годы. Но в последние десять лет, видите, что расцвело!
Террористы-смертники сейчас играют главную роль во всех
террористических актах. Самое поразительное у Достоевского то, что он
начинал с увлечения революционными идеями, за которое заплатил дорогую
цену: четыре года каторги, шесть лет солдатчины, а закончил свои дни
романом «Братья Карамазовы» и «Дневником писателя», где всячески
осуждал насильственные методы переустройства мира. Революционеров,
террористов в поздний период своего творчества он обозначал
определением «нигилятина» — особым уничижительным образованием от слова
«нигилизм».
— Достоевский вообще не
поддаётся одномерным оценкам…
— Неоднозначность того, что происходило в его душе,
подтверждает, в частности, такое свидетельство Суворина, редактора и
издателя «Нового времени», с которым Достоевский в конце своей жизни
близко общался. За год до смерти писателя они рассуждали о терроризме,
о том, смогли бы они донести, если бы узнали, что готовится террор.
Фёдор Михайлович признался: я бы не смог. Готовится преступление,
погибнут люди, это можно предупредить — вот аргументы, и очень весомые,
за то, чтобы сдать террориста полиции. А против только один: меня
сочтут доносчиком… И дальше Достоевский признался Суворину, что в
задуманной, но так и не написанной второй части «Братьев Карамазовых»
(смерть помешала осуществить замысел) своего самого кроткого героя
Алёшу Карамазова он хочет сделать революционером, который кончит жизнь
на эшафоте. Таков поразительный кульбит в творчестве, в мыслях
писателя, который уже всячески осуждал террор и в то же время
намеревался провести через это своего любимого героя. Почему? Да
потому, что он понимал: жизнь развивается по этому направлению…
— Писатель стал провидцем?
— В достоевсковедении сложилось устоявшееся мнение:
таких провидцев, как Достоевский, в литературе ещё не было. Он
предсказывал будущее России, да и всего человечества. В эпилоге романа
«Преступление и наказание» приводится сон Родиона Раскольникова: на
каторге ему снится какая-то неимоверная моровая язва, поразившая людей,
которые начали истреблять, убивать, грызть друг друга. И это написано
задолго до Гражданской войны! К сожалению ли, к счастью ли, не знаю,
Достоевский предвидел всё, что произойдёт в ближайшие полвека. Его
произведения и сегодня необходимо перечитывать с точки зрения
предостережения. Мы видим, как нарастает террор, как усовершенствуется
атомное и всякое другое оружие массового уничтожения — достаточно
нажать одну-две кнопки, чтобы произошло непоправимое. Наивные и смешные
на первый взгляд пророчества в нынешних СМИ о скором конце света имеют
под собой основания. Мысль, что человечество само готовит себе гибель,
у Достоевского чётко прослеживается.
— Физическое уничтожение не
является ли следствием духовного оскудения? Например, молодёжь
разучилась держать в руках книгу.
— Это настоящая трагедия нашего времени. Одна из самых
глобальных проблем для меня как писателя и для людей, которые привыкли
и любят читать, сейчас состоит в том, что книга дис-кре-ди-ти-ро-ва-на.
С одной стороны, она дискредитирована беспринципными писателями,
которые за месяц «лепят» на компьютере роман. Почуяв, что за это можно
получать какие-никакие деньги, они поставили своё «производство» на
поток. С другой стороны, этому способствовали издатели, которые тоже
поняли: чем больше они будут выпускать «глянцевой» литературы, чем
больше экземпляров этого «пустоцвета» продадут, тем больше получат
денег. Я живу рядом с крупным книжным магазином. На днях заглянул туда
и хотел, по наивности, найти переизданное собрание писем Чехова и
что-нибудь о нём самом. Обошёл весь магазин, а Чеховым там и не пахнет.
Нет, правда, увидел новый «кирпич» о Чехове, который издали в серии
«ЖЗЛ». Стоит 980 рублей — ну невозможная цена для биографической книги!
Я к чему это говорю? Сегодня, когда серьёзные читатели утверждают, что
читать современных авторов совершенно не интересно, я всё-таки пытаюсь
убедить и их, и себя, что рано или поздно появится писатель, который
совершит то, что в своё время совершил Достоевский.
— Давайте напомним, что это
было за время.
— В русскую литературу Достоевский вошёл в 1845 году с
романом «Бедные люди». Какая была в ту пору ситуация? Пушкин — убит,
Лермонтов — убит, Гоголь ушёл в свою болезнь и практически перестал
писать. Как раз тогда появилась целая армия писателей, которые сделали
литературу средством заработка, начали выдавать и пропагандировать
развлекательную литературу. И вот именно Достоевский показал, что
писать можно серьёзно и в то же время увлекательно, серьёзную
философскую литературу он облёк в увлекательную детективно-криминальную
форму. Эта его революция в литературе и сегодня должна являться
образцом для любого начинающего писателя. Когда я делал свои первые
литературные опыты, то старался этого придерживаться, и кое-что мне,
кажется, удавалось. И теперь, будучи председателем писательской
организации, я настраиваю молодых не идти по лёгкому пути, не браться
за «развлекаловку». Вот так я как бы повторяю им урок Достоевского,
который сам в своё время от него получил. Тот же урок, я считаю, может
получить, перечитывая его, каждый вдумчивый читатель и писатель!
— Знаете, Николай
Николаевич, в юбилейном для Достоевского году так хочется что-то
положительное заметить…
— Пожалуйста! Например, в том самом магазине, о котором
я уже говорил, меня по крайней мере порадовало наличие нескольких
разных изданий «Преступления и наказания» — постарались издатели после
очередной экранизации романа. Ну и, конечно, интерес к Достоевскому
поддерживается благодаря вот этим экранизациям, которые в последнее
время появляются одна за другой. И тут, несомненно, громадное спасибо
надо сказать Владимиру Бортко за его десятисерийный фильм «Идиот» с
Евгением Мироновым в главной роли. Естественно, я смотрел всё, что
снимают по Достоевскому, и на сегодняшний день, я считаю, это лучшая из
экранизаций его произведений. К сожалению, после этого другие режиссёры
поторопились, надеясь на такой же успех: появились явно неудачные
сериалы «Преступление и наказание», «Братья Карамазовы».
Однако сейчас очень неплохой режиссёр Владимир Хотиненко
снимает биографический фильм «Три любви Достоевского». Тема
благодатная, любовь у Достоевского — и в жизни, и в романах — занимает
громадное место. Картина должна получиться, я с нетерпением жду её
выхода.
Вопросы задавала Е. Лебедева.
______________________________
«Тамбовская жизнь», 2011, 23 февраля.
|