Без Достоевского жить можно, но…

Вы пробовали жить, не читая произведений Достоевского? Пробовали? И у вас это получается?! Странно…

Ведь, по данным ЮНЕСКО, Фёдор Михайлович Достоевский — один из самых читаемых писателей мировой классики. То есть, миллионы и миллионы людей на земном шаре всех национальностей читают и перечитывают произведения русского гения чуть ли не на всех языках, стараясь отыскать в них ответы на какие-то жизненно важные для себя вопросы. Довольно регулярно самые из самых «ушибленных» Достоевским людей, ставших специалистами по творчеству писателя (их называют «достоевсковедами»), собираются то в США, то в Японии, то у нас в Петербурге или Старой Руссе, дабы обменяться мнениями.

Последний по времени подобный форум — Международный юбилейный симпозиум «Достоевский в современном мире. 1821-2001» — состоялся в конце минувшего года в Москве и был посвящён 180-летию со дня рождения писателя. Даже если вы не читаете Достоевского, вам, вероятно, будет интересно узнать, чем же привлекает его творчество миллионы и миллионы людей, и о чём говорят на таких форумах специалисты по Достоевскому. Тем более узнать это можно, что называется, из первых рук, ибо участником данного международного симпозиума посчастливилось стать нашему земляку, тамбовскому писателю Николаю Наседкину.

— Николай Николаевич, давайте начнём с того, что, насколько мне известно, в Москву вы поехали не с пустыми руками…

— Да, типография ТГУ имени Державина успела-таки отпечатать первые десять экземпляров тиража моей книги «Достоевский: портрет через авторский текст», которая целый год перед этим, полностью готовая к печати, лежала без движения. Впрочем, это наши внутренние проблемы. Важно другое: я не только написал-создал этот объёмистый (550 страниц!) труд, но и сам набрал на компьютере текст, сделал оригинал-макет и оформление книги, так что когда некоторые участники симпозиума удивлялись: «Неужели ЭТО и ТАК издано в провинциальном вузе?!», — я испытывал чувство гордости не только за себя, но и за родимый университет, где работаю и являюсь соискателем на степень кандидата филологических наук при кафедре истории русской литературы. К слову, по этой книге я и собираюсь защищаться.

— На обложке её изображены два одинаковых портрета Достоевского как бы в зеркальном отражении — это что-то символизирует?

— Совершенно верно: тема двойничества — одна из самых глобальных в творчестве этого писателя. У него, как известно, даже повесть есть под названием «Двойник».

— Но ведь речь в вашей книге идёт не только об этом?

— Конечно. Если быть точным, это — сборник из четырёх исследовательских текстов: «Подпольный человек Достоевского как человек», «Герой-литератор в мире Достоевского», «Минус Достоевского. Достоевский и еврейский вопрос» и «Самоубийство Достоевского». Я думаю, уже из названий хорошо понятны и темы и, как учёные любят выражаться, проблематика исследований. Чтобы не растекаться мыслью по древу, скажу, что основная и по объёму в книге (4/5), и по значению — работа о самоубийстве. Это, по существу, — новая биография писателя-классика и его новый творческий портрет, рассмотренные через призму суицидальной темы. А тема самоубийства не то что красной нитью — красным канатом прошла через всё творчество и жизнь Фёдора Михайловича.

— Насколько я знаю, в ЖЗЛ уже есть биография Достоевского, а зачем нужна новая?

— В ЖЗЛ книг о Достоевском даже две. Но дело, видите ли, в том, что, как абсолютно правильно заметил незабвенный Козьма Прутков, — нельзя объять необъятное. Как невозможно, к примеру, создать одну-единственную и всеобъемлющую карту целой страны, так невозможно и творца масштаба Достоевского, Пушкина или Толстого втиснуть в одну исследовательско-биографическую книгу. Именно по этой причине, я считаю,  и потерпели творческую неудачу Леонид Гроссман и Юрий Селезнёв — авторы фундаментальных по объёму и замыслу биографий Достоевского в серии «Жизнь замечательных людей». Именно этого избежал Игорь Волгин, создав самую адекватную на сегодняшний день книгу-исследование об авторе «Братьев Карамазовых» — «Последний год Достоевского». Я, замахнувшись на новое жизнеописание писателя, поставил перед собою довольно скромную задачу: добавить в создаваемый усилиями сотен литературоведов «Атлас Достоевского» (уж продолжим аналогию-метафору) ещё одну карту.

— И почему ваша «карта» посвящена именно самоубийству?

— Потому что, как ни странно, это оказалась одна из самых малоизученных (или замалчиваемых!) тем в достоевсковедении. А ведь, повторюсь, это одна из самых «капитальных» (любимое словечко Достоевского!) тем и в его жизни, и в творчестве. Ведь у него практически в каждом произведении есть самоубийцы. Это — во-первых. А во-вторых, суицид — одна из злободневнейших проблем и нашего времени. Достоевский вообще один из самых СОВРЕМЕННЫХ писателей. И это в моей книге присутствует.

— Вряд ли в тамбовских архивах есть что-либо связанное с Достоевским. Значит вам для работы над книгой приходилось ездить в Москву или Питер?

— Совсем нет. Можно делать открытия в литературоведении, копаясь в архивах и публикуя неизвестные ранее материалы, а можно сказать и своё «новое слово» (опять любимое выражение Достоевского!) и — работая с каноническими текстами. На сегодняшний день опубликовано практически всё написанное Достоевским, так что главное — непредвзято читать-вчитываться в давно знакомые произведения. А исследовательская задача состоит в точном выборе цитат, их соединении, сопоставлении, столкновении, чередовании, сравнении, толковании, расшифровке… И — в точном выборе интонации. Да, бывают в исследовательской работе и открытия на уровне интонации! Главное, может быть, открытие, сделанное мной, состоит в том, что о творчестве Достоевского можно говорить-писать НОРМАЛЬНЫМ языком, без излишней наукообразности — доступно для самого широкого круга читателей. В этом мне, конечно, помог мой опыт писателя-прозаика.

— А почему вы изучаете именно Достоевского? Может, он имеет какое-то отношение к нашей Тамбовщине?

— Впрямую нет, хотя среди его близких знакомых было немало наших земляков, в конце жизни он чуть было не приобрёл имение в Шацком уезде, так что и по сути стал бы нашим земляком, в его произведениях довольно часто упоминается Тамбов. Но в этом плане лично для меня примечательно другое: как известно, Достоевский за участие в кружке Петрашевского был сначала приговорён к смертной казни, которую потом заменили каторгой. Так вот, четырёхлетний срок он отбывал в Омском остроге («Записки из Мёртвого дома» — страшная летопись тех каторжных лет), но вполне мог бы и — в забайкальском Александровском Заводе, где отбывали каторгу сам Буташевич-Петрашевский и другие сотоварищи Достоевского по тайному обществу. А райцентр Александровский Завод Читинской области — это как раз моя малая родина, я там родился. Одним словом, какая-то туманная и опосредованная связь в этом есть. Но, разумеется, увлёкся я Достоевским совсем не поэтому: просто однажды, в 17 лет, я прочёл залпом все его произведения (10-томник в сером перелёте 1956 года издания) и понял, скорее на подсознательном уровне, что глубже и гениальнее писателя на свете просто-напросто нет. За прошедшие с тех пор 30 с лишним лет я в этом всё сильнее и сильнее убеждаюсь.

— Итогом вашего 30-летнего увлечения творчеством этого писателя и стала книга «Достоевский: портрет через авторский текст», с которой вы поехали на международный юбилейный симпозиум. Давайте чуть подробнее поговорим и об этом. Как вы на него попали?

— Через Интернет. У меня во Всемирной Сети есть свой сайт по адресу www.niknas.hop.ru, на сайте — целый раздел под названием «Достоевский», где вывешены тексты моих исследований. Организаторы симпозиума, ознакомившись с материалами, прислали мне персональное приглашение на симпозиум по электронной почте. В Центральном Доме учёных на Пречистенке собралось почти 200 человек из более чем 20 стран и четыре дня говорили, говорили, говорили о Достоевском и его творчестве. Просто — пиршество духа! Было прочитано и прослушано без малого 150 докладов от самых заумных до эпатажных. К первым, например, можно отнести доклад М. Князевой «Соотношение психологического и философского в девиациях героев ранней прозы Достоевского», ко вторым — сообщение Д. Быкова «Достоевский и психология русского Интернета». Я свой доклад «Самоубийство Достоевского (тема суицида в жизни и творчестве писателя)» читал на секционном заседании «Достоевский в реальном историческом контексте», которым руководили председатель российского Фонда Достоевского академик Игорь Волгин и профессор из США Нина Перлина. Скромно могу сказать, что доклад мой вызвал довольно бурные овации и весьма оживлённую полемику, которая превысила отведённое регламентом время. А лично мне показались особенно интересными доклады того же Д. Быкова (он высказал интересную идею, что, во-первых, Интернет заселён героями Достоевского, и, во-вторых, «Дневник писателя» — это по сути онлайновое издание), Т. Мотидзуки «Достоевский в современной литературе» (японский профессор рассмотрел примеры издевательства над Достоевским в современной России вроде идиотского романа Ф. Михайлова «Идиот» и не менее дебильного фильма опять же по мотивам этого произведения классика — «Даун-хаус»), два доклада, по сути, на одну тему — маститого петербургского достоевсковеда С. Белова «Достоевский и евреи» и симпатичной юной итальянки Р. Вассены «Письма евреев к Достоевскому» (тема эта, как вы помните, присутствует и в моей книге)…

— Но какими бы ни были доклады интересными, неужели вы только их и слушали с утра до вечера?

— Нет, конечно. Была, помимо научной части, и большая культурная программа. К примеру, в один из дней прошёл большой поэтический вечер, в котором приняли участие широко известные поэты (многие из которых были участниками симпозиума и как докладчики!) — Евгений Евтушенко, Александр Кушнер, Олеся Николаева, Бахыт Кенжеев, Сергей Гандлевский, Юрий Кублановский и другие. Показали нам три театральных постановки по Достоевскому, из которых мне особенно понравился премьерный спектакль «Фальбала» по роману «Бедные люди», главную роль в котором играет прекрасный актёр Александр Филиппенко. Были художественные выставки, были экскурсии по Москве, которую я хорошо знаю (жил-учился в ней семь лет), но которая за последнее время стала неузнаваемой, были, наконец, фуршеты-банкеты… Так что скучать не приходилось.

— Николай Николаевич, можно ли говорить о том, что книга и симпозиум подвели какой-то итог вашим исследованиям творчества Достоевского?

— Только промежуточный. Во-первых, книга по-настоящему так ещё и не издана: к сожалению, в типографии нашего университета даже такой мизерный тираж так и не могут до конца отпечатать. Естественно, я жду, когда основной мой труд — «Самоубийство Достоевского» — выйдет в столичном издательстве массовым тиражом. А сейчас я, уже по договору тоже с московским издательством, работаю над новой фундаментально-энциклопедической по замыслу книгой о Достоевском — дай Бог, к весне закончу.

— Судя по всему, прозу вы совсем забросили?

— Типун вам на язык! В прошлом году я закончил свой новый роман под интригующим названием — «Меня любит Джулия Робертс». С первой его частью можно уже ознакомиться на моём сайте, а полностью мой «Виртуальный роман» (так определён его жанр) готовится к выходу, опять же, в одном из столичных издательств.

— «Литература», «Достоевский», «симпозиум»… Вы не боитесь, Николай Николаевич, что нас просто не поймут? Ведь не секрет, что многие сейчас совсем не раскрывают книги и считают, что без литературы вполне можно прожить. Может, они правы — что, без Достоевского нельзя прожить?

— Люди, бывает, и без зрения живут, и без слуха, и без рук-ног — что ж в этом хорошего? Видите ли, человека от животного отделяет всего несколько ступенек, и, может быть, самая высокая из них — Литература, способность писать и воспринимать написанное. А конкретно насчёт Достоевского добавлю: вероятно, единственное, чем нам, русским, безусловно осталось сегодня гордиться — это русская литература и её самый признанный во всём мире представитель, автор «Преступления и наказания» и «Бесов». И если мы даже этим гордиться перестанем — на России вообще можно крест поставить!

Вопросы задавала Г. Казанок.