Предъюбилейный разговор

30 октября 1821 года по старому стилю, сто восемьдесят лет назад родился Фёдор Михайлович Достоевский. У нас в студии находится человек, который занимается исследованием творчества Достоевского. Это писатель Николай Наседкин — член Союза писателей России, автор книги, которая вот-вот должна выйти в Тамбове, она называется «Достоевский: портрет через авторский текст».

— Здравствуйте, Николай Николаевич!

— Здравствуйте!

— Хочу предупредить слушателей, что мы заранее договорились с Николаем ещё раз встретиться через несколько дней и поговорить об юбилее Достоевского подробно, а сегодня прозвучит как бы вступление, фрагмент к основной передаче.

— Да, надеюсь, что мы сделаем ещё передачу 11 ноября, в настоящий день рождения Фёдора Михайловича — уже по новому стилю. А сегодня я задену одну только тему, самую злободневную — тему терроризма. Достоевский имеет к ней прямое отношение. Он считается одним из самых провидческих русских писателей, а может, и мировых. В своём творчестве он предсказал потрясения, которые произойдут в двадцатом веке. Сегодня я хочу в этом плане вспомнить роман «Преступление и наказание». Главный герой, Родион Раскольников, убивший старушонку-процентщицу, попадает на каторгу. И там он так мучается из-за своего преступления, что его душат по ночам кошмары. И вот описание одного из таких кошмарных сновидений я хочу процитировать с некоторыми сокращениями:

«Ему грезилось в болезни, будто весь мир осуждён в жертву какой-то страшной, неслыханной и невиданной моровой язве, идущей из глубины Азии на Европу. Все должны были погибнуть, кроме некоторых, весьма немногих, избранных. Появились какие-то новые трихины, существа микроскопические, вселявшиеся в тела людей. Но эти существа были духи, одарённые умом и волей. Люди, принявшие их в себя, становились тотчас же бесноватыми и сумасшедшими. Но никогда, никогда люди не считали себя так умными и непоколебимыми в истине, как считали заражённые. Никогда не считали непоколебимее своих приговоров, своих научных выводов, своих нравственных убеждений и верований. Целые селения, целые города и народы заражались и сумасшествовали. Все были в тревоге и не понимали друг друга, всякий думал, что в нём в одном и заключается истина… Люди убивали друг друга в какой-то бессмысленной злобе. Собирались друг на друга целыми армиями… Начались пожары, начался голод. Все и всё погибало. Язва росла и подвигалась дальше и дальше…»

Это написано в 1866 году…

— Потрясающе!

— Все мы знаем, что в России в двадцатом веке это  воплотилось полностью на государственном уровне: террор массовый, убийство миллионов людей. Но самое поразительное, если вспомнить события 11 сентября в Нью-Йорке, то, что сейчас происходит в мире. Мы каждый день узнаём из новостей о новых террористических актах. Если в цитате слово «моровая» заменить на «сибирская» (сибирская язва) — получится один к одному. Всё это творится в сегодняшнем дне, и мы не знаем, чем это кончится. Хочу ещё один эпизод вспомнить. 5 февраля 1880 года произошло знаменитое террористическое покушение Халтурина, который установил бомбу в Зимнем дворце, собираясь убить Александра Второго. Но царь не попал под взрыв, погибли одиннадцать простых солдат, крестьян. И после этого была создана специальная комиссия по наведению порядка в стране, её возглавил граф Лорис-Меликов. И вот 20 февраля, буквально через пятнадцать дней после покушения на царя, произошло покушение на Лорис-Меликова. Террорист Ипполит Млодецкий пытался застрелить его, стрелял почти в упор, но каким-то чудом промахнулся. В этот день, 20 февраля, в день покушения на Лорис-Меликова к Достоевскому приходит редактор газеты «Новое время» Суворин и между ними происходит необыкновенно интересный диалог. Достоевский, который только что перенёс припадок эпилепсии, взволнованный после известия о покушении Млодецкого, предлагает Суворина представить, будто они стоят у витрины магазина на улице, рассматривают товары, и вдруг слышат, как рядом с нами один человек другому говорит: «Я заложил бомбу в Зимнем дворце — через час взорвётся…» И далее в дневнике Суворина приводится этот диалог. Достоевский спрашивает:

«— Пошли ли бы мы в Зимний дворец предупредить о взрыве или обратились ли к полиции, к городовому, чтоб он арестовал этих людей? Вы пошли бы?

— Нет, не пошёл бы...

— И я бы не пошёл. Почему? Ведь это ужас. Это — преступление. Мы, может быть, могли бы предупредить… Я перебрал все причины, которые заставляли бы меня это сделать. Причины основательные, солидные и затем обдумал причины, которые мне не позволяли бы это сделать. Эти причины — прямо ничтожные. Просто — боязнь прослыть доносчиком. Я представлял себе, как я приду, как на меня посмотрят, как меня станут расспрашивать, делать очные ставки, пожалуй, предложат награду, а то заподозрят в сообщничестве. Напечатают: Достоевский указал на преступников. Разве это моё дело? Это дело полиции. Она на это назначена, она за это деньги получает. Мне бы либералы не простили. Они измучили бы меня, довели бы до отчаяния…»

И вот возвращаемся в сегодняшний день. Представить такую ситуацию 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке. Стоят Достоевский с Сувориным на улице и слышат, как кто-то говорит рядом: «Через два часа наши два самолёта врежутся в Торговый центр и пятьдесят тысяч людей погибнут…» Я больше чем уверен, что Достоевский в такой ситуации пошёл бы к ближайшему полицейскому и сообщил… Потому что настолько терроризм изменился и стал подлым, что ли. Те террористы девятнадцатого века, они были идейными романтиками, они были практически самоубийцами и всё же старались попутно с намеченной жертвой, идейным врагом, невинных людей не убивать. Нынешние же организаторы, да и зачастую исполнители терактов, как правило, стремятся убить как можно больше случайных обычных людей с дистанционного расстояния…

— Николай Николаевич, а почему так любит Запад Достоевского? Даже те, кто не знает о России ничего, знают Достоевского…

— О России вообще Запад не знал ничего вплоть до второй половины девятнадцатого века. Пока не открыли Достоевского и Толстого, а Толстой и Достоевский, в свою очередь, не открыли Западу Россию. И вот это открытие просто потрясло читающую и думающую публику западную: оказывается, Россия такая богатая духовно, душевно, умственно страна! Для многих западных интеллектуалов Достоевский является истинно русским пророком…

— Ну, что, об остальном поговорим уже 11 ноября? Напоминаю слушателям, что в этот день 180-летия со дня рождения Фёдора Михайловича мы встретимся вновь с Николаем Наседкиным и продолжим нашу беседу…

— Я хочу сегодня ещё добавить немного по поводу моей книги. У нас была реальная возможность сделать подарок к юбилею Достоевского первыми в России, а может, и в мире. Потому что она полностью готова давно, лежит в издательстве нашего университета имени Державина. Это авторская книга в полном смысле, я её написал, сам набрал на компьютере, сам сделал оригинал-макет, сам оформил обложку — то есть осталось только её распечатать. Но вот уже полгода всё тянется. Можем вообще к юбилею не успеть.

— Есть какие-то веские причины для задержки?

— Не знаю. Я думаю возможность была сделать к сроку, потому что тираж абсолютно небольшой — семьдесят экземпляров…

— Такой маленький?!

— Да. Ну это же научное издание, по сути это моя диссертация, которую я хочу защитить. Но вот даже такой маленький тираж никак не могут выпустить. И за себя обидно, и за Достоевского.

— Мне очень хочется пожелать, чтобы хотя бы к выходу нашей большой передачи, посвящённой юбилею Достоевского, эта книга вышла…

— Спасибо! Я очень на это надеюсь!

Вопросы задавала Л. Хохлова.