Писатель получается только из читателя…

— У нас гость в студии, это прозаик Николай Наседкин — член Союза писателей России, автор книг, выходящих в московских издательствах. Последние книги, я напомню, «Осада», «Криминал-шоу», «Алкаш».

— Здравствуйте! И в первую очередь — любители литературы. Надеюсь, среди слушателей этой программы их немало.

— Сразу договоримся: будем на «вы» или на «ты», поскольку мы работали вместе в молодёжной газете, воспетой в твоих произведениях, давно друг друга знаем… Я думаю, нормально, если будем вот так продолжать на «ты»?

— Конечно.

— Коля, у меня такое впечатление, что ты ничего специально для своего имиджа не делаешь. Я не слышала, чтобы ты какие-то презентации своих книг устраивал, какие-то публикации рецензий организовывал или сам писал под псевдонимом, как иные авторы делают, не проводишь вечера типа «20 лет творческой деятельности», чтобы лишний раз рассказали о тебе в прессе… У тебя ничего такого нет?

— Это не совсем так. По крайней мере, вот новая моя книга «Алкаш» вышла перед Новым годом, три с половиной месяца назад, но ещё до её издания во многих тамбовских газетах появились фрагменты этого романа и сообщения-анонсы о скором его выходе в Москве. Я, конечно, к этому приложил руку, мне хотелось, чтобы читатели узнали о выходе книги, заинтересовались ею. Но вот писать под псевдонимами рецензии на свой роман, по примеру иных братьев-писателей, действительно никогда не буду. Я это и не умею делать. В одной газете мне даже предложили: напиши сам о своём романе, о себе —  кто же лучше самого тебя это сделает. Но я считаю, не возникнет интонации, не будет доверия читателя к тому, что написано.

— Ты всего этого не делаешь, но ты делаешь другое: пишешь хорошие книги…

— Спасибо!

— Признаться, мне немножко стыдно, что я долго не знала, насколько хороши твои книги. Спасибо за такое открытие! Я вчера вот до часу ночи читала повесть «Муттер» из сборника «Осада», мы сегодня поговорим ещё о ней… А пока вот такой вопрос. По нынешним времена это чудо какое-то: ты не платишь за издание своих книг, наоборот, ещё получаешь гонорар, ты издаёшься в Москве, тиражи твоих книг по десять тысяч экземпляров — фантастические на сегодняшний день…

— Да, это сейчас массовый тираж — десять тысяч. Если книга будет хорошо расходиться — будет и второй, и третий тираж, дай Бог, о чём писатель может только мечтать. Но я хотел бы назад чуть-чуть вернуться. Ты затронула очень интересную тему. Вот мы с тобой работали в газете… несколько лет назад…

— Ха-ха, спасибо! «Несколько лет»…

— Ну не будем уточнять. Я хочу вот какую тему поднять. Многие мои коллеги бывшие никак не могут понять, что я с тех пор стал писателем, у меня книги выходят. И не потому, что я нашёл какие-то громадные деньги и издаюсь за своё счёт. Нет, издатели считают, что я пишу на достойном уровне, надеются от моих книг прибыль какую-то получить. Но вот схема эта действует: в доме нашем, в нашем городе нет своего пророка. Мол, раз это тамбовский автор, это не может быть интересным, хоть книга и в Москве вышла. Тут, конечно, есть объективный фактор: тамбовская литература в последние годы себя, так скажем, уронила, интересных произведений появлялось крайне мало. Ну ладно, читатели рано или поздно разберутся, что к чему. Но мне обидно, что такого мнения придерживаются и те, от кого зависит распространение книги, её пропаганда. Я имею в виду торговцев книги, особенно лотошников. Они упорно считают, что в Тамбове не может родиться писатель, книги которого можно продавать с лотка наравне со столичными раскрученными авторами. Сейчас робко-робко некоторые начинают. Вот есть такой Михаил Поляков, он напротив магазина «Хлеб» на Коммунальной торгует, вот он первым начал продавать мою книгу «Осада», за что я ему благодарен.

— Он, наверное, прочитал её?

— Да, конечно. И был уверен, что книга пойдёт. Вот я и хочу попросить читателей-покупателей и продавцов книжных: относитесь с большим доверием к автору, если его издали в солидном издательстве большим тиражом.

— Добавлю: надо обязательно прочитать. Вот я когда прочитала — сразу поняла, что в Тамбове есть замечательный писатель Николай Наседкин. И рассказала всем своим друзьям, что это у нас, по-моему, писатель номер один…

— Спасибо!

— Писатели часто говорят о себе так: хотите меня узнать, читайте мои книги. На мой взгляд, к твоим книгам это относится напрямую…

— Да, на сто процентов.

— Но я вот сейчас процитирую тебя, ты пишешь: «Писательство — это не копирование жизни. Это божественное воображение, вымысел и домысел…»

— Я скажу так: вот сейчас в студии я нахожусь не один в качестве гостя, а нас двое — писатель Николай Наседкин и герой моего нового романа «Алкаш» Вадим Неустроев. Он, может быть, на девяносто процентов, даже на девяносто пять я, но на пять не я. Когда я создаю героев очень на себя похожих, я всегда добавляю толику фантазии. И что интересно, зачастую не в сторону приукрашивания, а наоборот в сторону принижения, чтобы герой был более достоверным, живым, интересным человеком.

— Тут интересный момент: получается, человек Николай Наседкин становится объектом исследования писателя Николая Наседкина?

— Конечно.

— И в этом плане весь жизненный путь, автобиография — это тоже материал?

— Разумеется. Тут стоит упомянуть, что я параллельно с прозой занимаюсь всерьёз литературоведением, в частности, изучаю творчество Достоевского. Я изучаю личность этого великого писателя, биографию, его произведения — он для меня реальный понятный живой человек. Точно так же я самого себя изучаю и людей, которых беру в качестве прототипов.

— Действительно, чувствуется: читайте мои книги и вы всё про меня поймёте. И ещё чувствуется, что у тебя хороший литературный вкус, широкий диапазон знаний, что ты не только писатель, но и читатель. Ну и особое отношение к Фёдору Михайловичу Достоевскому…

— Вообще любой писатель начинается с читателя. Если человек в пять-шесть лет не заболеет читательством, он никогда не станет писателем. И ещё очень важно, если проснётся интерес к пристальному изучению творчества другого писателя. Не изучив хотя бы одного, уже состоявшегося признанного классика, может быть, в своём творчестве что-то потеряешь. Повторю, что в этом мне повезло, когда я взялся постигать всерьёз Достоевского.

— Сразу это был Достоевский?

— Ещё в школе у меня было немало любимых писателей. Но сразу после школы, в семнадцать лет я открыл для себя Достоевского и с тех пор выше него для меня никого нет. Но вместе с тем я очень ценю и перечитываю периодически Чехова, Тургенева, Куприна, из более современных Булгакова и многих других русских писателей (об иностранных — отдельный разговор). А Достоевский для меня как Библия для иных — не устаю в него вчитываться.

— Ну а в чём-то вы похожи с Фёдором Михайловичем в жизни, в быту? Он любил, я знаю, курить сигареты или сигары, что там тогда было, пить кофе, работать в комнате, где был обязательно острый угол…

— Так у него выходило, потому, что он селился в квартиры подешевле, в угловые квартиры, где всегда одна комната была с острым углом. А работал он в основном по ночам, курил во время работы крепкие папиросы, пил крепчайший чёрный чай — короче издевался над своим здоровьем. Но не это главное, и в этом я ему подражать, слава Богу, не стараюсь… Курить бросил, чай крепкий, правда, пью… Но суть не в этом, а в том, что у таких писателей, как Достоевский, Толстой, Тургенев, Чехов, ну и Мопассан там, Бальзак, можно научиться каким-то таким вещам, без которых будешь двигаться в творчестве наугад. Зачем же двигаться наугад, когда всё это давно уже открыто. И, в частности, я у Достоевского конкретно кое-чему научился. Если читать мои произведения подряд, можно обнаружить, что во многих из них герои как бы сами пишут — не я пишу, а они сами, а я выступаю уже как бы в роли публикатора, редактора, комментатора. Это один из любимых приёмов Достоевского. Он мне настолько понравился, что я решил попробовать сам и продолжить в этом направлении. Этот метод даёт возможность быть предельно искренним. А искренность в литературе, в прозе — это самое главное. Кстати, Джек Лондон прекрасно сказал: для того, чтобы стать писателем нужен талант, нужна работоспособность, удача, но самое главное, нужна искренность — если её нет, писателем не станешь.

— Вот об искренности. У тебя высокая, просто потрясающая степень искренности. Я уже сказала, что перечитывала накануне повесть «Муттер». Повесть замечательная, она посвящена памяти твоей мамы Веры Николаевны Наседкиной, и это ведь не только запоздавшее признание в любви, это картина нашей жизни. Видимо, недаром ты эпиграфом взял строку: «За что они Россию так?..»

— Да. Моя мама родилась в 1918 году, умерла в 1989-м, и вот эти семьдесят лет, самых невероятно тяжёлых для нашей страны, в её жизни как бы отобразились. Я хотел частный случай рассказать, судьбу обычной женщины: как родилась, выучилась, родила двоих детей, жизнь прожила… Эпиграфа не было, он потом, уже в конце работы появился. Потому что я вдруг заметил, что в одной частной биографии, в судьбе одной женщины отразилась история нашей страны многострадальной, её семидесятилетний советский период…

— Мне хочется сейчас чуть-чуть процитировать, кусочек прочитать из этой повести, который особенно потряс меня. Там дело в том, что герой — маленький мальчик, и случилось так, что у него лоб разбит, лицо в крови, прибежал домой, а дверь закрыта, на двери замок. И он в таком отчаянии… Вот:

«Какая-то добрая женщина даже зашла во двор, присела ко мне, начала успокаивать. Я в диком страхе и тоске продолжал издавать воющий стон или стонущий вой — где моя мамочка?! Я же сейчас весь умру! Где мама?!

И тут — сладкий удар по сердцу: в калитке застыла фигура матери с расставленными руками. В руках — сумка, авоська, пузатая канистра керосиновая. Анна Николаевна так испугалась, увидев своего мужичка в крови, изрёванного, воющего, рядом женщина незнакомая... Мама бросила все покупки наземь, кинулась ко мне.

— Саша! Сыночка! Что?!

Я стиснул её шею, уткнулся в пальто пораненным лбом и только вздрагивал, уже молча, лишь всхлипывая, чувствуя, сознавая каждой клеточкой тела — я жив и теперь уже не умру...

Шрамик на лбу, над правой бровью напоминает мне о той минуте нашего наитеснейшего единения с матерью. Анна Николаевна, совершившая в день получки удачный рейд по магазинам, хмельно счастливая от процесса траты денег, спешила домой и вдруг обнаружила меня барахтающимся в горе. Мгновенно моё настроение хлынуло в её душу, вытеснив из неё чувство радости, которое тотчас же перелилось в меня, в сердце моё. Близкие, родные люди живут по закону сообщающихся сосудов. Всё так просто.

Обыкновенная физика…»

Потрясающие строки. Спасибо, спасибо за них! Ну и наконец — «Алкаш», который буквально потряс тамбовскую читающую аудиторию. Тот же накал искренности. То есть это написано кровью сердца, так я понимаю?

— В аннотации на обложке стоит определение «роман-исповедь». Я абсолютно с этим согласен — это роман-исповедь. А исповедь предполагает вот такой накал искренности, когда человеку уже не стыдно того, что в обычной жизни люди стыдятся. Я считаю, что без этого литературы нет.

— Меня занимает вопрос о прототипах.

— Дело в том, что когда-нибудь какая-нибудь студентка нашего университета обнаружит что был вот такой писатель в Тамбове и захочет написать курсовую или дипломную работу о моём творчестве, то вот как раз одна из интересных тем — «Прототипы героев романа “Алкаш”». Я пошёл на такой приём: некоторых героев даю под настоящими именами и фамилиями, других очень прозрачно зашифровываю, допустим, Иванов стал Петровым, а третьих шифрую более основательно. В этом, признаюсь, проявилось моё отношение к героям и их прототипам.

— А правда было, как ты писал в каком-то произведении, что один из прототипов подходил к тебе на улице и что-то там шипел?

— Да, было такое после выхода первой книги «Осада»…

— Действительно, это сложный вопрос: живя в таком сравнительно небольшом городе, так отчётливо и ясно выводить в героях его жителей. Но, вероятно, они настолько колоритны, что писатель не может пройти мимо?

— Это так. Скажу ещё, что вообще-то этот роман написан пять лет назад, закончена работа над ним. Он лежал  долго в издательстве «Голос», где прежние мои книги выходили, но «Голос» попал в жесточайший кризис, никак не выберется из него. И роман мой вышел в конце концов в «АСТ» — крупнейшем сейчас издательстве России. Но когда пять лет назад я его завершил, честно говоря, у меня было такое опасение, что когда он выйдет (а я ожидал, что это будет в 1997 году), мне придётся некоторое время не выходить из дома. Потому что встречи с некоторыми прототипами ничего хорошего мне не сулили. Драк, может, и не будет, но — неприятные моменты… И теперь, спустя пять лет, я сам над своими теми опасениями улыбаюсь. Я его перечитал свежим взглядом: да ничего там особо уж оскорбительного нет. Если я какого-то человека чуть-чуть в смешном виде и выставил, особенно писателя, но ведь автор произведения имеет право на своё мнение, правда?

— Да.

— Я сейчас ещё вот какую вещь выскажу. Я считаю, что любой писатель умнее любого неписателя. Чтобы написать произведение, надо стоять на ступеньку выше простого прохожего на улице. И вот он написал роман, он теперь гений для себя и для близких. И когда он издал свой роман на свои деньги или спонсора тиражом сто экземпляров — ничего в этом плохого нет. Плохо, когда писатель начинает не отличать самодеятельность от профессионализма. Ходит по улицам с видом: вот я гений! Таких писателей я и выставил в своём романе, описал. Они могут обидеться. И обижаются.

— Это как профессиональный театр и драматический кружок?

— Да! И ничего плохого нет, когда человек в драмкружке занимается. Это его хобби. Но когда он начинает мнить о себе: всё, он профессионал, его пора во МХАТ брать — это уже смешно.

— Что такое для тебя профессиональный писатель?

— Это очень многозначное понятие. Вот на таком низшем уровне, самом простом — это писатель, который не только не платит за издание своих книг, но ещё и получает гонорар. Это уже какое-то определение профессионализма.

— Сейчас на тебя окончательно обидятся тамбовские писатели — ведь кроме тебя никто гонорары здесь не получает…

— Я и говорю: это самодеятельность. Но и самодеятельным автором тоже неплохо быть: писать, допустим, стихи, выступать перед слушателями, издавать свои сборники на свои деньги по сто экземпляров и дарить друзьям…

— А издательства сейчас, наверное, издают только то, что продаётся, приносит прибыль?

— Ну, в общем, да. Сейчас издательство или берёт рукопись, или не берёт. Раньше как было? Подошла очередь писателя (каждый член Союза писателей СССР хотя бы в три-пять лет очередную книгу издавал), издательство выпускает его книгу, но прежде цензор, редактор заставят его, так сказать, править по их указке, выхолащивать то, что их не устраивало. Мои книги и в «Голосе» практически не правили, хотя редакторы в выходных данных значатся, а вот «Алкаш» в «АСТ» и вовсе вышел с указанием «Издано в авторской редакции». Я в принципе на какую-то редактуру был согласен, но в издательстве посмотрели рукопись и сказали: редактировать здесь нечего и вот поставили «Издано в авторской редакции». Если бы их что-то не устроило, они бы просто отклонили — сейчас у издателей такой огромный выбор рукописей. В первую очередь, как я их называю, — лотошных. Вот эти наши крупнейшие издательства «АСТ», «Эксмо» — они ориентируются в первую очередь на лотошную литературу. Для них главное — продать как можно больше экземпляров. Мне повезло, что попался более-менее вдумчивый редактор, внимательно прочитал мою рукопись. Он мне сказал: «Мы рискнём, издадим вас вне серий…»

— В аннотации к твоему сборнику «Осада» сказано — вот я процитирую: «Если у вас слабые нервы —  вам будет тяжело читать эту книгу. Да, в рассказах и повестях Николая Наседкина людей убивают, калечат, насилуют, унижают, запугивают… И ужас в том, что всё это происходит рядом с вами, в городе, в котором живём вы. Все криминальные сюжеты реальны, обыденны –– такое может случиться с каждым из нас…» Завлекательные такие слова, скорее всего, для среднего читателя, которому интересно действие, да? Чтобы, вот именно, на лотках продать побольше экземпляров. Но вот я как читатель с опытом не могла бы сказать, что ты автор детективов. В твоих книгах ведь совсем другое…

— Дело в том, что действительно, интерес издателя, да и автора в какой-то мере, в том, чтобы книгу продать как можно большему количеству людей. Но вот из тех десяти тысяч, кто купит роман «Алкаш», я надеюсь, что хотя бы человек пятьсот прочитают и увидят именно то, что я хотел им сказать. А остальные пусть наслаждаются острым сюжетом. В этой аннотации вся правда в том, что все мои вещи с криминальным сюжетом (а у меня большинство таких) построены на реальных тамбовских событиях. «Казнить нельзя помиловать», например, — это под Котовском подростки убили влюблённую парочку, чтобы покататься на их машине. «Спортлото-91» — это, помнишь, получку везли в совхоз под Мичуринском и не довезли, нашли только пять трупов в ограбленной машине… Я надеюсь, что читателя такие сюжеты заинтересуют, а уж в повествовании найдут немало интересного и нужного и помимо криминальных событий…

— Я считаю книгу хорошей, если можно из неё взять для себя какие-то мысли. Есть хорошие писатели, мастера детективного жанра, Рекс Стаут, к примеру. Я с удовольствием читаю его романы, но я никаких глубоких мыслей из них не извлекаю, чтобы поделиться потом с друзьями, с радиослушателями. А вот твои книги, в отличие от того же Рекса Стаута, универсальны, многогранны — многослойные. Есть само действие и есть мысли глубокие, которые вдумчивый читатель найдёт…

— Кстати, в наше время даже по торговле видно, как книги разделились на две части. Одни продаются на лотках, лотошная литература, другие — в магазинах, литература серьёзная. Так вот, я хочу, я стремлюсь, чтобы мои книги продавались и там, и там. Это было бы замечательно. Это то самое, что сделал Достоевский в девятнадцатом веке. Он совершил тогда революцию в литературе: он брал криминальный сюжет, какие брали и второстепенные писатели типа Крестовского, чтобы написать ширпотребовский роман-фельетон, и создавал глубокий философский роман. Подражать ему в этом — вот задача.

— Замечательно. Скажи, а как ты к современным писателям относишься? К тому же Пелевину?

— Я читал и читаю Пелевина, Акунина, других модных писателей, пробовал даже читать Сорокина… Есть любопытные вещи у Пелевина, Акунин вообще увлекательно пишет, но всё это я как читатель читаю с холодным сердцем, а уж как писатель… Не моё это!

— А что сейчас на рабочем столе писателя Наседкина?

— Сейчас я закончил книгу о Достоевском, которую буду пытаться как кандидатскую диссертацию защитить. Она лежит в издательстве Тамбовского университета имени Державина, никак пока не выйдет. И сейчас я работаю над романом, подробно секреты выдавать не буду, скажу только, что всё там будет связано с компьютерами, Интернетом и в какой-то мере с миром кино. Компьютер у меня два года назад завёлся в хозяйстве, и он настолько переменил мою жизнь писателя и человека, что у меня родилась вот такая фраза — «докомпьютерный человек», как определение человека отсталого. Я теперь компьютерный человек. У меня как раз в романе «Алкаш» есть рассуждение (напомню, он пять лет назад написан) героя-поэта, что-де компьютер убивает индивидуальность писателя, нивелирует стиль… Такие глупости! Вообще-то писатель пишет не карандашом, не ручкой, не на пишущей машинке или на компьютере, он пишет головой. И вот компьютерный, интернетовский мир оказался настолько для меня бескрайне интересным, думаю, и для читателя тоже, когда в моём новом романе он в этот мир окунётся. У нас компьютеры, к сожалению, ещё не так широко распространены. А ещё компьютер даёт прекрасную возможность ориентироваться в современной литературе. Книги покупать стало проблематично, зашёл вчера в книжный — цены по шестьсот-восемьсот и выше рублей! А в Интернете я имею возможность всё что угодно найти и прочитать…

— И журналы в том числе…

— Конечно! Я только в Интернете теперь читаю «Наш современник», «Москву», ту же «Литературную газету»… Да и в самом Интернете уже развивается своя литература, свои сетевые журналы, тоже столько интересного, такая виртуально-литературная жизнь кипит…

— Коль, ну а вообще, если какие-то предварительные итоги подводить, жизнь сложилась?

— Грех жаловаться, конечно. Хотя… У меня вот года через два первый юбилей предстоит, буду действительно какие-то итоги подводить, что удалось… Вероятно, приду к выводу, что, может, на одну десятую часть реализовался. С другой стороны, по сравнению с другими братьями-писателями местными кое-чего удалось добиться, есть даже чем гордиться — издал несколько книг в Москве, в журналах публикуюсь…

— А с издательствами сейчас есть какие-то новые договоры?

— Мой роман «Алкаш» вышел в издательстве «Астрель», которое входит в холдинг «АСТ». И вот главный редактор «Астрели» при личной встрече после выхода моей книги мне предложил заключить следующий договор: написать за два года пять романов со сквозным героем. Предложил сразу большой, даже можно сказать, огромный аванс и соответствующий гонорар после окончания работы. Откровенно сказать, я думал секунд тридцать и — отказался. Чем удивил чрезвычайно главного редактора. Но я объяснил, что просто не смогу этого сделать. Уровня «Алкаша» пять романов за два года я точно не напишу, а халтуру гнать или нанимать, как теперь принято, литературных «негров», чтобы целая бригада под моим именем работала, — ну совершенно это не моё.

— Ну что ж, у нас остаётся минута до конца эфира. Есть желание что-то сказать от себя, напрямую обратиться к слушателям?

— Напрямую могу только совет дать. Никогда и ни при каких обстоятельствах не бросайте читать книги. Это всегда доступно человеку, поддерживает его и помогает пережить трудные времена.

Вопросы задавала Л. Хохлова.