«Казнить нельзя помиловать», или
Что делают прототипы, когда узнают себя

В тамбовской литературе произошло событие — издана первая книга прозы молодого (по нынешним меркам) литератора. Книга называется «Осада», автор — Николай Наседкин. Событийность же в том что эта первая книга вышла сразу в Москве, в издательстве «Голос», объемом 25 печатных листов (более 430 страниц), в твёрдом переплёте, в красочной суперобложке и тиражом 100 тысяч экземпляров.Вне всякого сомнения, об «Осаде» можно сказать много хорошего. Кто-то, наверное, скажет и нечто противоположное. Но лучше пока, пожалуй, предоставить слово её автору, Николаю НАСЕДКИНУ.

— Николай, я знаю, что у твоей первой книги нелёгкая судьба. Расскажи об этом хотя бы вкратце.

— Вообще-то — грех жаловаться. Первый рассказ я написал в семнадцать, и его сразу опубликовала районная газета (это было в Сибири). Потом мои рассказы появлялись в областных газетах, в журналах, отрывки из повести «Казарма» напечатали в сборнике «Молодая проза Черноземья» (Воронеж). Но вот с книгой дело стопорилось. В 1989 году, когда я учился на Высших литературных курсах в Москве, издательство «Столица» заключило со мной договор на отдельное издание повести «Казнить нельзя помиловать». Дело уже дошло до гранок вёрстки (один экземпляр хранится у меня до сих пор), но пресловутая перестройка докатилась и до издательского дела — книга моя застряла.

И я этому рад. Да-да! Зато теперь я вступил в литературу, так сказать, на полном серьёзе. В книге «Осада» — десять рассказов и две повести. Так вот, только три рассказа — «Супервратарь», «Встречи с этим человеком» и «Трудно быть взрослой» — написаны лет пятнадцать назад; всё остальное — плоды трёх-пяти последних лет. Так что «Осада» — это мой сегодняшний литпортрет.

— Для меня несомненно то, что в героях повести «Казнить нельзя помиловать» некоторые из твоих знакомых узнают себя. И вряд ли этому обрадуются. Помнишь, у Гоголя: «Найдётся щелкопёр, бумагомарака, в комедию тебя вставит. И будут все скалить зубы и бить в ладоши»? Не боишься оказаться в положении автора знаменитых «Сатанинских стихов»? Ведь у иных тамбовчан нравы не менее крутые и пещерные, чем у правоверных мусульман Востока…

— Я несколько лет, после журфака МГУ, проработал в областной молодёжке «Комсомольское знамя». В повести «Казнить нельзя помиловать» некоторые впечатления этих лет нашли своё отражение. Прототипы, видимо, угадываемы. Обычно же они делают вид, что не узнают себя в отрицательных персонажах — те, кто поумнее, втайне радуясь, что появился шанс остаться в истории. Но вот недавно с одним из бывших «товарищей по перу» я столкнулся нос к носу. Он вдруг, как ядовитая змея эфа, начал плевать мне на очки, махать кулаками перед носом и кричать истерично: мол, азиат, как ты посмел так высмеять меня, коренного русского тамбовчанина?! Ему, вероятно, не нравится сибирский разрез моих глаз — Бог с ним. Но вот насчёт тамбовской его русскости я сильно сомневаюсь, тем более, что и фамилия у него какая-то японо-сингапурская. В повести «Казнить нельзя помиловать» я вывел его под фамилией Свист и попытался, в частности, показать, что вот такие фарисеи и псевдоинтеллигенты подвизаются в нашей журналистике и рвутся изо всех сил в редакторское кресло…

Впрочем, чёрт с ними, с прототипами. Я ведь пишу не фельетоны, не памфлеты, не документальную прозу. Для меня повесть «Казнить нельзя помиловать» — прежде всего повесть о первой любви. Образ Юли Куприковой, может быть, более значим, чем образы редактора газеты Фирсова или следователя Карамазова.

— Почему в твоих произведениях бок о бок зачастую соседствуют страницы трагические и комические? Как ты сам определяешь жанр своих вещей?

— Я пытаюсь писать остросюжетные вещи (отсюда и криминальные фабулы в моих повестях и рассказах), чтобы заинтересовать, привлечь читателя и, заинтересовав, попытаться сказать ему нечто серьёзное. На суперобложке «Осады» стоит серийный знак «Современный детектив» — это, конечно, не совсем точно: я пишу криминальные, а не детективные истории. Хотя, с другой стороны, во всех почти моих произведениях идёт поиск убийцы, только не конкретного, а, так сказать, глобального. Убийцы, который убивает нас всех, заставляя жить в криминальной атмосфере сегодняшней шизодебильной действительности.

— Что, на твой взгляд, должно преобладать в литературном произведении: авторский вымысел или жизненная правда?

— Лично я пишу в жанре «фантастического реализма». Даже в повести «Казнить нельзя помиловать», в основе криминального сюжета которой лежит известное уголовное дело, потрясшее, как писало то же «Комсомольское знамя», всю Тамбовщину в середине 80-х годов, очень много домысла. Рассказы же и вовсе — все из головы, придуманы, но на реальной основе. Героев «Осады», к примеру, — мужа, жену и дочку — средь бела дня в центре города в собственной квартире осаждает компашка пьяных негодяев, и никто из соседей на помощь не спешит… Конкретно такой истории я не знаю, но подобное может случиться сегодня с каждым из нас и в любое время.

Единственное произведение в сборнике повесть «Муттер» — на девяносто процентов автобиографично. Я действительно так жил и рос — в нищете. У меня действительно была такая талантливая мать, жизнь которой прошла зря, сгорела безобразно, пропала ни за понюх табаку — благодаря хвалёной советской гуманной власти…

— Что для тебя литературное творчество: серьёзная работа, занимательная игра, стремление к самовыражению или нечто другое?

— В литературных кругах меня всегда считали критиком. Я действительно часто писал и публиковал рецензии и критические статьи. Хотя знал, что я прозаик, как принято говорить — писатель (хотя писателем, по-моему, надо называть и критика, и прозаика, и поэта, и драматурга — все мы пишем, все писатели). Самоутверждался трудно. Стоит упомянуть, что рассказ «Осада», который я считаю своей визитной карточкой (именно поэтому и назвал так весь сборник) и который, к слову, Виктор Петрович Астафьев рекомендовал в журнал «Новый мир» (там он по сию пору, увы, и лежит), этот рассказ ваша газета «Город на Цне» в своё время отклонила… Что ж, зато теперь (можно считать меня плохим или хорошим прозаиком, читать или не читать мои рассказы и повести) книга «Осада» уже существует.

Добавлю, что пишу я трудно, мало, только по вдохновению, так что за двадцать с лишним лет написал всего десятка два рассказов и четыре повести.

— И, наконец, хорошо ли продаётся твоя первая книга?

— Практически весь тираж у издательства «Голос» сразу, оптом закупили частные книготорговцы. У меня чрезвычайно легко на душе, что издательство на первой книге неизвестного автора убытков не понесло. Сейчас «Осада» продаётся на лотках и в Тамбове и в Москве по 2500–2700 рублей. С одной стороны, приятно (раза в два дороже какого-нибудь Чейза!), с другой — тревожно: её могут купить в основном как раз те, кто является отрицательными героями моей прозы. А мне так хочется, чтобы книгу мою читали, что называется, простые люди, и в первую очередь — тамбовчане.

Вопросы задавала Л. Шлейник.