Энциклопедия «Достоевский»

Для начала сказать несколько слов о «Лермонтовской энциклопедии», вышедшей в 1981 году стараниями Пушкинского Дома и издательства «Советская энциклопедия», видимо, небесполезно. Эта книга явилась венцом и высшим достижением изданий такого рода. Прекрасно оформленный, увесистый (90 печатных листов) крупноформатный том со множеством фотографий поражал широтой охвата темы — от биографии поэта, его произведений и мировоззрения до частотного словаря и словаря рифм.

Главным редактором издания был Виктор Андроникович Мануйлов, членами редколлегии — И. Л. Андроников, В. Г. Базанов, А. С. Бушмин, В. Э. Вапцуро, В. В. Жданов и М. Б. Храпченко. Какие имена!

«Энциклопедия» была поистине общенародным изданием: в её составлении приняли участие около 150 авторов из городов едва ли не всех союзных и автономных республик СССР: тут были Москва, Киев, Тбилиси, Баку, Кишинев, Фрунзе, Ашхабад, Казань, Сухуми, Грозный, Улан-Удэ, Ижевск, Чебоксары, Орджоникидзе, Йошкар-Ола, Сыктывкар, Барнаул… Это только столицы, главные города. А еще — Ленинград, Свердловск, Куйбышев, Саратов, Киров, Воронеж, Иванове, Ставрополь, Тула, Иркутск, Владимир, Тамбов, Пенза, Астрахань, Новочеркасск, Пятигорск, Борисоглебск, Коломна, Гатчина, Тарханы, Пушкин, Кисловодск, Харьков, Донецк, Ровно, Джамбул, Тарту, Даугавпилс, Ярославская область… Вот она, наглядная картина вчерашнего живого содружества советских народов! Но больше того, статьи для «Энциклопедии» представили ещё и авторы из США, Польши, ГДР, Чехословакии, Венгрии, Югославии, Болгарии… Так что, с полным правом можно сказать, что это труд международного характера.

У меня только одна претензия к «Энциклопедии»: стишок «Прощай, немытая Россия» в ней представлен, как повелось с самого начала, сочинением Лермонтова. Впрочем, что ж, работу, в которой я отрицаю это, мне удалось напечатать в журнале «Слово» (в сокращении) и «Кубань» (полностью) лишь в 1989—1991 годы, т. е., спустя десять лет после выхода «Энциклопедии».

И вот после столь длительного перерыва в позапрошлом году в Ленинграде появился двухтомный энциклопедический словарь С. В. Белова «Достоевский и его окружение» (СПб.: Алетейя, Российская национальная библиотека). А совсем недавно, буквально только что в издательстве «Алгоритм» в отличном оформлении вышли две энциклопедии подряд: «Гоголь» Б. Соколова и «Достоевский» Н. Наседкина. Строго говоря, первая из этих двух не является широкоохватной энциклопедией, а принадлежит по типу к таким книгам, как «Пушкин и его окружение» Черейского, «Достоевский и его окружение» Белова или, ещё строже, к таким, как «Спутники Пушкина» Вересаева. А работа Николая Наседкина, автора книг «Достоевский: портрет через авторский текст» (Тамбов, 2001) и «Самоубийство Достоевского» (М.: Алгоритм, 2002), — это именно энциклопедия. Она содержит краткий биографический очерк и три основных раздела: «Произведения», «Персонажи» и «Вокруг Достоевского». В ней действительно впервые в мировой литературе о Достоевском собраны под одной обложкой сведения практически обо всех произведениях и героях писателя, о критике, о людях, окружавших его, о понятиях, связанных с его именем.

Но совсем не худо было бы дополнить разделом «Достоевский и современность». Хотя бы сказать несколько слов о том, что ведь иные нынешние авторы ну совершенно превратили имя классика в дубинку и орудуют ею с удивительным проворством. Например, не так давно группа молодёжи обрушилась на известного Виктора Ерофеева за похабщину в его писаниях. А он в ответ как последний и неопровержимый козырь: да как, мол, вы смеете, вы же ещё всего Достоевского не прочитали!.. Можно подумать, что он прочитал… А Илья Глазунов и Никита Михалков, до недавних пор в религиозности не замеченные, теперь при каждом удобном случае поучают и уличают: «Атеист не может быть русским!.. Не православный не может быть русским! Так говорил Достоевский!» На самом деле так говорил Николай Ставрогин, герой «Бесов» (ПСС, т. 10, с. 197). А мало ли что персонажи говорят. Полковник Скалозуб говаривал: «Собрать бы книги все да сжечь!» И Грибоедов должен за это отвечать? К тому же, когда Пётр Верховенский напомнил Ставрогину приведённые слова, он усомнился в своём авторстве.

Не желая перебегать дорогу специалистам по Достоевскому, которые, надо думать, обстоятельно выскажутся о последних перечисленных работах, хочу и на этот раз сделать лишь одно предварительное замечание о второй из них, вернее, замечание в связи с фрагментом статьи как раз о «Бесах»: «В XX веке революционеры всех мастей яростно боролись с этой книгой. А. М. Горький небезуспешно выступал против постановки “Бесов” на сцене МХАТа в 1913 году, в Советском Союзе этот роман долгое время не издавался и был зачислен советским литературоведением в разряд “реакционных”».

Во-первых, выражение «революционеры всех мастей» невольно побуждает усомниться в том, что перед нами работа, действительно имеющая «максимально объективный характер», как обещано в издательской аннотации. Во-вторых, полагаю, что в энциклопедии не следует употреблять такие туманные и зыбкие слова и выражения, как «небезуспешно» или «долгое время». Что стоит за первым — отмена постановки? Но ведь она состоялась. Что за вторым — пятьдесят лет? В-третьих, Горький был совсем не одинок в протесте против инсценирования «Бесов». Ещё в 1907 году роман инсценировали в театре Суворина, и тогда же это вызвало многочисленные протесты, ибо, в-четвёртых, в «разряд реакционных» этот роман был «зачислен» не советским литературоведением, а задолго до него. В-пятых, уж если упомянуто сомнительно «небезуспешное» выступление Горького против «Бесов», то в интересах «максимально объективного характера» издания следует вспомнить и о несомненно успешном выступлении великого писателя в поддержку романа. Когда в 1935 году издательство «Academia» выпустило роман «Бесы», это вызвало резкий протест весьма деятельного и известного в ту пору журналиста Д. Заславского. Он выступил в «Правде», где работал тогда и много лет позже, со статьёй, озаглавленной «Литературная гниль»… (Почти четверть века спустя, 26 октября 1958 года в той же газете Заславский выступит со статьей о Пастернаке, где назовет большого художника «литературным сорняком»). Реакция Максима Горького на статью Заславского о «Бесах» была чёткой: «Мое отношение к Достоевскому сложилось давно, измениться — не может, но в данном случае нерешительно высказываюсь за издание “Академией” романа “Бесы”… В оценке “Бесов” Заславский хватил через край, говоря: “художественно слабое произведение”. Это неверно. Роман “Бесы” написан гораздо более чётко и менее неряшливо, чем многие другие книги Достоевского и, вместе с Карамазовыми, самый удачный роман его»… Это было напечатано 24 января 1935 года одновременно в «Правде» и в «Литературной газете».

Тут уместно было бы сказать и о том, что Горький, нередко обращаясь к Достоевскому и решительно отвергая «достоевщину», «карамазовщину», всегда, в отличие от многих других критиков писателя, ставил его по силе таланта в один ряд с Шекспиром и Гёте, с Пушкиным и Толстым. А в основе отношения Горького к постановке «Бесов» лежала мысль, высказанная им в ответе сторонникам и хвалителям постановки:

«Горький не против Достоевского, а против того, чтобы романы Достоевского ставились на сцене… И Достоевский велик, и Толстой гениален, и все вы, господа, если вам угодно, талантливы, умны, но Русь и народ её — значительнее, дороже Толстого, Достоевского и даже Пушкина, не говоря уж о всех нас… Не Ставрогиных надобно ей показывать теперь, а что-то совсем другое. Необходима проповедь бодрости, необходимо духовное здоровье, деяние, а не самосозерцание, необходим возврат к источнику энергии — к демократии, к народу, к общественности и науке. Довольно уже самооплёвываний, заменяющих у нас самокритику…» Как сегодня сказано!

Разумеется, читателю хотелось бы иметь конкретное представление и о том, что значит «роман долгое время не издавался». Как известно, после 13-томного полного собрания сочинений Достоевского, вышедшего после его смерти в 1882-1883 годы с предисловием Н. Страхова, в 1895 году последовало полное собрание сочинений в 14 томах. А в 1911 году в Петербурге издательством «Просвещение» было начато 23-томное ПСС. В труднейшие годы после Октябрьской революции оно не было ни прервано, ни заброшено, ни забыто, и последние тома благополучно дошли до читателя уже в Советское время, — так что, там не было «Бесов»? В 1926—1930 годы осуществлено первое советское издание на научной основе художественных произведений в 13 томах (плюс 4 тома писем), — и там не было «Бесов»? Об отдельном издании романа в 1935 году уже сказано. Затем выходили собрания сочинений в 10, в 15 томах, наконец, в 1972—1990 годы в издательстве «Наука» — полное собрание сочинений в 30 томах, — и это без злосчастного романа? Нет, он там имеется. Да ещё тиражом в 200 тысяч.

Небесполезно напомнить, что всего после революции, по данным на ноябрь 1981 года (к столетию со дня смерти писателя), в нашей стране Достоевский издавался 428 раз, собрания его сочинении — 55 раз тиражом 6 миллионов 468 тысяч, а суммарный тираж всех его изданий — 34 миллиона 408 тысяч экземпляров («Известия», 11 ноября 1981 г.). Это получается в среднем существенно свыше 500 тысяч ежегодно. Где ж тут писатель, «недоступный для чтения», как уверял когда-то А. Солженицын? К тому же в советское время создана огромная литература о Достоевском.

Жаль, что такого рода данных нет в энциклопедии Н. Наседкина. Как нет и сведений о юбилеях, памятниках, музеях Достоевского, о его могиле. А между тем, разве не примечательно, что первый памятник писателю был поставлен Советской властью ещё в 1918 году в Москве на Цветном бульваре; в 1921 году в Москве и Петрограде торжественно отмечалось столетие со дня его рождения, в 1922 году в честь писателя переименовали 1-й Мариинский переулок, а в 1928 году в здании бывшей Мариинской больницы для бедных на Новой Божедомке, где работал врачом его отец и где писатель родился, Советская власть открыла его музей, во двор которого, кстати, в 1936 году и перенесли с Цветного бульвара памятник работы С. Д. Меркурова, известнейшего в ту пору скульптора.

Что же касается отношения советского литературоведения к «Бесам» и к Достоевскому в целом, то, возвращаясь к этому, надо подчеркнуть, что оно не было однозначным и застывшим. Впрочем, повторим, как и при жизни писателя, как и после смерти до Октябрьской революции. Достоевский писатель сложный, противоречивый, трудный. Его любить нелегко. Из крупных писателей Фёдора Михайловича не шибко жаловал не один лишь Владимир Набоков, как можно подумать, читая недавнюю статью в «Новой газете» (№52) «крупнейшего специалиста по Достоевскому» Людмилы Сараскиной. Она могла упомянуть тут хотя бы ещё своего кумира Александра Солженицына. Тот, несмотря на то, что рисовал картину недоступности для советского читателя книг Достоевского, одновременно обвинял писателя в стремлении «разодрать и умилить», а его омскую каторгу просто высмеивал: до того, мол, там вольготно было, что арестанты летом в белых штанах ходили. Не знает товарищ, что в те поры и в сражение шли в белых штанах. А у Достоевского-то под белыми штанами были кандалы («мелкозвон»), о которых Александр Исаевич только в книгах читал да в кино видел. Вместо того чтобы к месту упомянуть здесь Солженицына, m-me Сараскина не очень к месту известила нас о том, что «Люди достигли состояния, когда нечего больше желать». И что же? Как что! «Человеческая история заканчивается…»

Но пока у нас ещё есть время, мы напомним, что если, по словам Л. Сараскиной, «Набоков ненавидел Достоевского», а Солженицын завидовал его белым штанам, то, пожалуй, о других больших художниках этого сказать нельзя, но всё же Чехов его явно не любил, Бунин просто терпеть не мог и считал, что он сознательно издевается над читателем. Чайковский писал брату: «Достоевский гениальный, но антипатичный писатель. Чем больше читаю, тем больше он тяготит меня». Кстати, в статье о композиторе Н. Наседкин пишет: «Чайковский присутствовал на открытии памятника Пушкину в Москве, общался там с Достоевским, и существует мнение, что именно после страстной Пушкинской речи писателя композитор изменил финал оперы «Евгений Онегин», в котором первоначально Татьяна падала в объятия Онегина». Думается, такого рода «мнения» следует оставлять за пределами серьёзных книг. Чайковский это вам не Роман Виктюк или Житинкин. Тем более что когда в 1880 году Пётр Ильич слушал Пушкинскую речь Достоевского, опера «Евгений Онегин» была уже два года как написана.

Солженицын ещё уверял, что в советское время «Достоевского поносили». Да, случались такие прискорбные эпизоды, как выступление Виктора Шкловского на Первом съезде советских писателей, где он сказал: «Я думаю, мы должны чувствовать, что если бы сюда пришёл Фёдор Михайлович, то мы могли бы его судить, как люди, которые судят изменника, как люди, которые сегодня отвечают за судьбы мира» (Первый Всесоюзный съезд советских писателей. Стенографический отчёт. М., 1997. С. 154). Однако в поздней книге Шкловского «За и против» (1957) о Достоевском ничего подобного уже нет.

А по-настоящему «поносили» Достоевского, скажем ещё раз, не в советское время, а при его жизни и вплоть до революции.. Вот, например, помещенное и в энциклопедии «Послание Белинского к Достоевскому»:

Пыщ — надутый, напыщенный человек. И ведь сочинили это не Курочкин или Минаев, а Некрасов и Тургенев. И «сбросить с парохода современности» Достоевского предлагал незадолго до Октября не Демьян Бедный, не Саша Чёрный, а Маяковский. Да ведь и сам Достоевский кое-кого «поносил»: того же Тургенева, Салтыкова-Щедрина, позже — Белинского, Грановского…

Говоря об отношении к Достоевскому в советское время, нельзя умолчать и о многочисленных, начиная со мхатовских, театральных постановках по его произведениям: «Бесы», «Дядюшкин сон», «Село Степанчиково и его обитатели», «Преступление и наказание»… А сколько фильмов! Здесь «Белые ночи», «Идиот» и трёхсерийные «Братья Карамазовы» Ивана Пырьева, и «Преступление и наказание» Льва Кулиджанова, и «Игрок» Алексея Баталова, и «Подросток» Евгения Ташкова, да и «Двадцать шесть дней из жизни Достоевского» Александра Зархи тоже. Да ведь нельзя же не назвать и недавний десятисерийный телефильм Владимира Бортко «Идиот».

Думается, энциклопедия Н. Наседкина будет переиздаваться, и хорошо бы видеть её полнее.

Владимир Бушин.